Она опустила веки. Не могла ему в глаза смотреть. Не хотела открывать душу.
Окреп? Власть почувствовал. То, что боль ее и ревность увидел, и гадать нечего. Кристина сама понимала, что не в состоянии сейчас эти эмоции скрыть. Оттого и дернулась, чтобы уйти, исчезнуть из его кабинета.
— И то верно. Уже и нечему мешать, — ответила с той же язвительностью. — Ты вон, даже душ успел принять. И девку увезли…
— Кристина! — Кузьма это почти рыкнул. — У меня встреча была! Никаких девок. — Вновь попытался заставить ее на него глянуть.
К себе прижал, что тисками. И не отпускает. Воли не дает, хоть она и дергается.
— Ага, разумеется, если тебе это так удобней называть! И часто ты после деловых встреч моешься?! — уже она рыкнула. — Отпусти, Кузьма!
Вот точно не стоило приезжать. Вон как крепко держит. Поправился. Пришел в себя. Вновь командует и управляет.
— Мавка, да ну прекрати! — Кузьма встряхнул ее, хоть и слабо. Словно просто пытался достучаться. — Кристина, маленькая, ну что ты глупости выдумываешь?!
— Ну так отпусти меня, чтобы я ушла спокойно, и тебе голову своими глупостями не морочила! — могла бы — крикнула. А так — захрипела все из-за той же обиды, что душила, сжимая горло. — И охрану свою чертову забери! Ясно?! Не нужна она мне! Кому я понадоблюсь, если для тебя — пустое место?! — все, потеряла контроль.
Уставилась на него тяжело дыша, ощущая, как кровь ударила в голову. Может, и у нее давление? Как у матери. Наследственная предрасположенность…
— За что ты так со мной? Зачем топчешь и мучаешь? — застонала, обхватила себя руками, пытаясь эту боль унять. Глянула с обвинением, со злостью на грани ненависти. — Отпусти меня!
Не удержалась-таки. Выплеснулось. Бахнуло по обоим, закрутилось в комнате таким давлением и напряжением, что дышать с трудом могли теперь и она, и он.
Кузьма в ее глаза уставился, что-то выискивая там, одному ему ведомое. Лицом потемнел.
— Нет! — он просипел это, прижав ее к себе двумя руками еще сильнее.
К своему телу притиснул.
Почти больно. И так сладко от этого ощущения. Так горько от обиды! Ее разум взрывался от всех этих эмоций. Сердце болело, невыносимо «давя» на грудину.
— Мавка, нет! Ни хр*на! Не в этот раз! Нет сил больше. Кончились! Шагу без охраны не сделаешь, поняла?! Ни шагу! Ни вздоха! Потому что ты моя! — гаркнул так, что она вздрогнула. — Моя только!
И впился в губы Кристины, удивленно распахнувшиеся от такого заявления, которого столько лет от Кузьмы не слышала. И уж тем более сейчас не ждала…
А он, похоже, не собирался давать ей время что-то осмыслить. Обрушился, как «небосвод» на голову. Рухнул всем собой, и в прямом, и в переносном смысле. Ворвался в рот своими губами, языком, пригоршнями захватывая волосы Кристины, натягивая пряди, не позволяя увильнуть или отодвинуться. Втягивал в себя ее губы. Отрывался, чтобы веки поцеловать, ресницы, скулы. В волосы лицом зарывался. Не ласково и не мягко. И в помине нет. Жестко, жадно. Словно из-под воды выныривал и дышал этими касаниями, поцелуями, кожей ее, губами. Наступал на нее, давил, подталкивал куда-то. Оба в дверь уперлись неожиданно. Своими же спинами захлопнули, чуть не упав. На эту дверь и откинулись. Он ее к деревянному полотну прижал.
— Моя! — снова хрипло выдохнул.
Зло, с нажимом говорил. Гортанно. Ладонями по шее вел, придавливая, натирая, царапая и дразня этим кожу. И ртом следом, прикусывая даже.
Кристина не выдержала. В голове каша. Все смешалось.
Реальность вверх тормашками перевернулась. Дурацкая и мучительная реальность. Та, в которой столько лет… не прожила, нет — отмучилась… Словно за решеткой отсидела. В одиночной камере. А теперь ее на двор вывели. С ним встретиться дали…
Застонала в голос. Вцепилась руками в него, обхватила лицо, пальцы в его волосы погрузила. И уже плевать — почему мокрые! Только бы и дальше так целовал ее! Боль и обида не ушли, ревность плескалась внутри. Но от этого только больше хотелось в его губы впиваться, на поцелуй Кузьмы отвечать, прижиматься к нему всем телом. Пульс подскочил. Точно что давление бахнуло. Жарко стало, на спине под пальто и кофтой испарина выступила. Ткань кожу раздражала, мешала.
И ему тоже, похоже. Потому что Кузьма уже стащил с нее пальто, бросив на пол, им под ноги.
— Моя только! Не отдам больше! Убью любого, кто глянет в твою сторону только…
Продолжал целовать алчно, прикусывая кожу. Говорил так низко, так сипло, что в самом деле на рык похоже было. Но ее настолько захлестнуло потребностью в нем, что боли не ощущала, или не было ничего такого. Лишь нужда до дрожи, до крика, до воя — необходимость еще ближе притиснуться к нему, самой до рта его достать, до пульса на шее. До резкого подбородка и угловатого кадыка. Все поцеловать хотела, пальцами провести. Самыми кончиками, чтобы едва пучками коснуться. Вспомнить его на ощупь так, как вечность не ощущала. Каждый шрам поцеловать, каждый рубец: еще багровые, диссонансом выделяющиеся на коже. И в то же время — сжать хотела. Обхватить, стиснуть!