Пусть весь мир до пепла сгорит. Только бы им так и лежать одним целым.
Несколько секунд потребовалось Кузьме, чтобы хоть немного в себя прийти, видимо. Не разжимая своих рук, перекатился на бок. Ее на себя уложил, заметив, что вдохнуть не может под ним. Но не вырывается. Плевать! Можно и умереть, когда настолько счастлива…
— Мавка моя…
Куда нежнее и мягче прошелся по ее векам, по трепещущим ресницам. Словно извиняясь, сожалея об этом неистовстве, которое самого разума лишило. Совсем ласково к губам прижался.
— Ты как, любимая? Маленькая моя… Прости, что накинулся, будто дикий…
Не могла еще говорить.
Пульс утихал. А все равно в одном ритме. Воздух словно слаще стал. И тишина какая-то обоих укутала. Умиротворение, когда не пошевелиться, даже если очень нужно.
Кристина помотала головой — не получались слова внятно. Губы обветрились за несколько минут от того, как кричала, что закусывала их, от дыхания, когда кислорода мало.
— Ты как, родной? — даже не пытаясь выбраться из его рук, уткнулась куда-то в район плеча. Носом в кожу его, чтобы запахом Кузьмы дышать, его сердце слушать.
Господи! Совсем недавно ему с кровати помогала подниматься, а тут так накрыло обоих… Хоть бы не аукнулось.
Он рассмеялся почему-то. Невесело. Но все равно — обоим легче стало. Словно оба признали — что неизбежно было. И подсознательно понимали — шли к этому каждую минуту последних недель. Потому что так и не перестали быть единым целым.
— Теперь точно не подохну. Не сейчас. Уже на небесах, кажется, — в ее волосы уткнулся лицом.
А потом вдруг ухватил в жменю эти все пряди на затылке и заставил Кристину запрокинуть голову.
— Мавка моя, просто, чтобы момент прояснить: я здесь сидел. И здесь ел, — повернул ее лицо так, чтобы она на небольшом столике у дивана еще один столовый прибор увидела. — Не было девок никаких.
И бокал с вином, которое почти и не тронули. Взгляд Кристины метнулся к основному столу, словно удостоверяясь, что и там ничего не изменилось. Трое. Их здесь трое было. Неужели и правда встреча? А она такой скандал ему закатила… Хотя не могла сказать, что сейчас жалеет о том, во что это все выплеснулось. До сих пор поверить не могла, что не бредит и в сознании. Что не снится ей это — его тело, к которому притиснута; его рука, скользящая по спине, ласкающая Кристину; пальцы Кузьмы, накручивающие ее волосы. И стук его сердца под ее щекой.
— Но женщина все равно была? — хрипло уточнила она.
Кузьма рассмеялся веселее.
— Была. По делу. Ее, конечно, время от времени по-всякому называют, упрекая в том, о чем и ты подумала. Но это скорее от зависти. Не у каждого нашего депутата хватка и такие стальные я**а, как у этой главы партии, хоть и не особо большой в нашем созыве.
Настал ее черед улыбаться. Поняла, о ком он.
— Встреча, значит, — вздохнула.
— Встреча, — подтвердил он. — С лидерами других фракций и партнерами по коалиции. Через две недели пленарные дни начинаются. Надо договариваться о голосованиях и законопроектах уже сейчас.
— Лучше бы выяснил, кто на тебя покушался, — проворчала Кристина, еще не готовая все претензии по ревности снять.
— Об этом тоже говорили, мавка. Не твоя проблема. Я разбираюсь.
«Придурок».
Не сказала вслух, не выдала свое возмущение тем, что пытался ее отстранить. Но Кузьма все равно ощутил, криво улыбнулся. Поцеловал проступившую между бровей складку.
Ей осталось только вздохнуть.
— А в душ зачем ходил? — спросила о том, что так зацепило.
— Долбанная слабость еще, — глубоко вздохнул. — То и дело в пот бросает. От малейшего усилия. Не хотел, чтобы от меня, как от грузчика, несло, когда ты приедешь…
— Дурной! — застонала вдруг так, что самой этот крик резанул по ушам. Дернулась. Но он крепче руки сжал, не пустив никуда.
Снова больно в груди стало. В горле.
— Глупый мой! Я же любила тебя и грузчиком! Кем угодно любила! Потому что тебя, а не все другое!
Отвернулась, испытав укол отчаяния, о котором сейчас не хотела вспоминать. Опять ему в плечо лицо спрятала. От всего пыталась затаиться.
Он вновь ее до хруста костей сжал.
— Кристина… Малыш… — голос полон вины и боли, которую даже не пытался отрицать.
И прощения не просил. Вновь стукнуть его хочется.
Только и давал как-то ясно понять, что сейчас — не выпустит из своих рук. А ее начал терзать вопрос — надолго ли? И ужас охватил, безотчетный, неконтролируемый — едва представила, что вновь без него может остаться… Умереть легче. Точно уж — с моста и в глубину. Чтобы сразу. Не вынесет заново такой боли и муки…