Кузьма видел. Все видел. И когда Кристина в ступор впала — видел. И понимал, что давит на нее. Возможно, слишком сильно, понимая, что имеет для этого все рычаги. Но и у него выбора сейчас не было. Вообще. Никак не мог он засветиться нигде. Не тогда, когда еще не разобрался, что к чему.
Потому, наверное, сейчас он лишь крепче сжал зубы и с трудом дотянулся до своих сигарет, лежащих на ручке дивана. Прикурил, затянувшись так же глубоко, как этот гребанный Карецкий, который пока помалкивал. Видимо, выплеснул все, что хотел. Выдохнул. Но и табак не перебил противный привкус, который во рту ощущал от всей этой паршивой ситуации.
— Я понятия не имею, кто ты и чем занимаешься, — опять заговорил Карецкий. — Хватает ума догадаться, что не особо законным. Только ты глаза открой! Ты же ее подставляешь по всем фронтам! За собой тянешь туда, где Кристине вообще быть не надо.
Кузьма медленно опустился на диван, понимая, что ноги подводят. Позорно падать казалось тупым. Но е-мое, как же это было больно!
Но еще паршивей становилось потому, что Кузьма был достаточно честен даже с собой, чтобы признать — этот долбанный Карецкий не столь уж во многом ошибался. А он заигрался. И теперь не уйти. Не отпустят его. Теперь Кузьме и свои долги возвращать, и Клоуна…
Он сам немало думал о чем-то подобном в последнее время. Сначала по наитию какому-то, чисто интуитивно не трепался о мавке ни перед кем. Потом уже потому, что хватало понимания, чем это может обернуться и для Кристины, и для него самого. Как через нее могут попытаться им манипулировать. Только Вадик знал. Но… этот парень был слишком повязан на самого Кузьму, да и тоже имел точки давления, которые можно было грамотно использовать при желании. Кроме того, пожалуй, являлся единственным человеком рядом с ним, кроме Кристины, кому Кузьма в принципе доверял. Заслужил это Вадим. Не раз доказал, что готов на все ради того, кто ему помог тогда, когда никто не обязывал. Чего сегодня только стоит поддержка, когда примчался по одному звонку, наплевав на все планы. Хотя за час до этого Кузьма отпустил его на семейную встречу, обещая, что не будет дергать на выходных. Не планировал ничего серьезного. С малышкой своей собирался все дни провести. Планы на будущее продумать до последней мелочи, все, что она ни захочет для свадьбы или их новой квартиры — учесть…
А сложилось все как-то по дебильному.
Каждый раз, когда хоть малейшая угроза была, что узнают про Кристину, что пронюхают — прятал. Как от сердца отрывал. С такой дикой болью и ломкой, словно это не оборотом речи было, а фактом. Будто и правда разрывал общие мышцы и связки, одну на двоих кожу, сосуды, по которым кровь общая текла. Слишком давно они вместе были. Не на словах, в реальности одним целым стали. Давным-давно, с детства самого. И Кузьма дебилом не был. Понимал, что должен ее уберечь любой ценой, ради этого и терпел. Однако, и он был достаточно честным, чтобы свои ошибки признавать, не оценивал ситуацию с той стороны, в которую его в этот момент Карецкий ткнул носом. С позиции Кристины и того, как на малышке это все рикошетом отбивается. Слишком сосредоточился на желании как можно больше дать ей, матерям, обеспечить всем. Подняться до такого уровня, чтоб вообще о насущном не париться.
А сейчас вот накрыло. И под сомкнутыми веками ее воспаленные, полные безумного страха глаза стояли. Дрожащие руки, с проступившими косточками у запястий, которыми она себя обхватывала. Словно боялась, что на части распадется. Тонкие пальцы, которыми хваталась за крестик, что несколько лет назад ей отдала его мать. Японский бог! Когда Кристина такой измученной и измотанной стала?! Почему он внимания не обращал? На учебу списывал и ее ритм разъездов по больницам? Или сам слишком увлекся тем, чтоб больше получить, укрепить свои позиции? Не до деталей стало? Почему не задумывался над тем, что она его каждую ночь ждала, во сколько бы не приезжал, и с какого дежурства она ни пришла бы…
Карецкого уже аж поташнивало от сигарет. А все равно прикуривал одну за другой. Понимал, что зря себя никотином накачивает, уже пульс шкалит, а нечем было руки занять, и куда-то спустить этот подрыв, что с головой накрыл, когда Кристину увидел этой ночь — некуда больше. Тем более после того, как рану осмотрел… Твою ****! Как она себя заставила? Как уговорила? Как выдержала страх и сомнения, накладывая швы, когда ни фига непонятно? Ведь не дура же, и не из тех, кого собственная тупость или невежество от любых сомнений и страхов защищают, и спят себе спокойно потом, ни о чем не парясь. Искренне удивляясь, когда осложнения у пациентов их потом «по темечку бахают». Наоборот, Кристина по жизни руководствовалась правилом, что иногда и семи раз для отмеривания — мало. И лучше все проверить еще раз, чтобы хуже человеку не сделать.