Выбрать главу

Майкл тоже сумел сдать экзамены в «Институт», но через некоторое время оказался в самом слабом потоке. Пол учился превосходно и всегда был среди сильнейших.

– Пол умудрялся делать уроки и одновременно смотреть телевизор, - говорит Джим. - Я протестовал, говорил ему, что невозможно совмещать и то и другое. Но однажды я попросил его сказать мне, что он видел по телевизору, и он рассказал мне все в подробностях, хотя за это же самое время написал сочинение. Безусловно, у него были достаточно большие способности, чтобы учиться в университете. - Я всегда мечтал об этом. Хотел, чтобы он получил какое-нибудь ученое звание, и тогда можно было бы не беспокоиться за его будущее. Но когда Пол узнал о моих намерениях, он стал нарочно учиться хуже. Пол всегда успевал по латыни, но когда я сказал, что латынь понадобится ему в университете, он забросил ее. Пол необычайно рано развился в сексуальном отношении. - Однажды я нарисовал непристойный рисунок для класса. Я частенько это делал. Я так сложил листок с рисунком, что видны были голова и ноги женщины, но, когда листок разгибали, она оказывалась совершенно голой, даже с волосами внизу живота, хотя я понятия не имел, как они выглядят. Типичное школьное творчество. По ошибке я оставил рисунок в верхнем кармане моей рубашки. Именно там я обычно хранил талоны на обед, и мама всегда перед стиркой проверяла, не забыл ли я их вынуть.

В один прекрасный день я пришел домой, и мама протянула мне рисунок с вопросом: «Твоя работа?» Я сказал: «Боже упаси, конечно нет, честное слово, нет». Я сказал, что это нарисовал Кении Алпин, мальчик из нашего класса. Наверное, это он засунул рисунок ко мне в карман. Я бы признался, если бы это я нарисовал. Отпирался я в течение двух дней. А потом все-таки признался. Стыдно было до невозможности.

Проучившись год и получив по латыни 90 баллов, Пол остыл к учебе.

– В течение первого года все шло просто и легко. Я был аккуратен, горел жаждой знаний, - мне казалось, что иначе и быть не может. А потом все пошло вкривь и вкось. За все школьные годы не нашлось человека, который объяснил бы мне, в чем смысл моего учения, зачем я учусь. Отец, конечно, все время говорил, что необходимо получить диплом и все прочее, но я никогда не прислушивался к этому. Слишком часто это повторяли. У нас были учителя, которые либо били нас линейками, либо засоряли нам мозги рассказами о том, как они провели отпуск в Уэльсе или что делали в армии.

От домашних заданий можно было сдохнуть. Я просто не мог усидеть дома в летний вечер, когда все другие ребята играли на улице. Напротив нашего дома, в Ардвике, было поле, и из окна я наблюдал, как все веселятся.

В нашем районе мало кто учился в «Институте», и меня дразнили «институтским пудингом» или еще «хреновым институтским пудингом».

Я же мечтал только о женщинах, деньгах и одежде. Я немного подворовывал, ну, например, курево. Мы заходили в пустые магазины и, выждав, когда хозяин отлучится в жилую часть помещения, хватали все, что попадется.

В течение многих лет мечтой моей жизни было заполучить 100 фунтов. Мне казалось, что с такими деньгами дом, гитара и машина мне обеспечены. Так что, если бы у меня оказались деньги, я, наверное, покатился бы по наклонной.

Впрочем, Пол все же не был закоренелым бездельником. В 1953 году он получил премию за сочинение - специальную Премию Коронации, книгу под названием «Семь королев Англии» Джеффри Триза, изданную Хайнеманом, которая до сих пор стоит у него на полке. За все сочинения он всегда получал отличные оценки.

– Помню, однажды школьный инспектор спросил, как мне удалось написать сочинение на такую чисто техническую тему, как горное дело. А я узнал обо всем из радиопередачи. Эти наушники просто чудо - лежишь себе в кровати и слушаешь радио. Здорово развивает.

Джим своими руками провел к кровати каждого из сыновей по паре наушников, чтобы заставить их раньше ложиться спать и чтобы они поменьше дрались друг с другом. Они действительно много дрались, но не больше, чем любые другие братья. Майкл, например, злил Пола тем, что обзывал его «Жирнягой».

– Ребенком Пол был очень красив, с огромными глазами и длинными ресницами, - говорит Джим. - Люди говорили: «Ох, он разобьет не одно девичье сердце». Но в раннем отрочестве был период, когда он вдруг располнел.

Маккартни уехали из Ардвика, когда Полу было около тринадцати. Его мать перестала работать акушеркой на дому, а позже вновь стала патронажной сестрой.

Семья поселилась в муниципальном доме по адресу: Аллертон, Фортлин-роуд,20. Дом стоял в низине, неказистый, старенький, но чистый и аккуратный. Менлов-авеню находилась теперь всего лишь в двух милях.

Они недолго пробыли на Фортлин-роуд - Полу должно было вот-вот исполниться четырнадцать, когда его мать вдруг стала ощущать боли в грудных железах. Эти боли продолжались три или четыре недели, то усиливаясь, то утихая: она объясняла их менопаузой. Ей было тогда сорок пять.

– Это, наверное, связано с возрастными изменениями, - говорила она Джиму. Она советовалась с разными врачами, но они соглашались с ней и рекомендовали поменьше думать об этом. Однако боли не проходили, а становились все сильнее и сильнее.

Однажды Майкл, неожиданно вернувшись домой, застал мать плачущей. Он подумал, что она плачет из-за того, что они с Полом натворили что-нибудь. «Ведь мы были порядочными подонками». Он не стал спрашивать ее, в чем дело. Она ничего не сказала. Но теперь она решила обратиться к специалисту. Диагноз был - рак. Ее оперировали, и она умерла. С того момента, когда она впервые почувствовала острую боль, не прошло и месяца.

– Я был убит, - говорит Джим. - Не верил, не понимал, что произошло. Это было ужасно и для мальчишек. Особенно для Майкла, ведь ему сравнялось всего двенадцать и он был очень близок с матерью. Не то чтобы они сломались, нет. Горе доходило до них постепенно.

– Я не могу отчетливо вспомнить тот день, когда нам все сказали, - говорит Майкл. - Помню только, что кто-то из нас, не помню кто, глупо сострил. Потом мы оба долго переживали.

Пол помнит, что произошло: «Пошутил я. Первое, что я сказал, было: «Что же мы будем делать без ее денег?»

Но всю ночь они оба проревели в своих постелях. Много дней Пол молился, чтобы она вернулась.

– Дурацкие молитвы, знаете, такие: «Если она вернется к нам, я буду всегда очень-очень хорошим». Я подумал, какая глупость вся эта религия. Молишься, молишься, и все бесполезно, ничего не сбывается, - как раз тогда, когда больше всего в этом нуждаешься.

Оба мальчика уехали из дома на время похорон и поселились у своей тетушки Джинни.

– Я думаю, отец не хотел, чтобы мы видели, как он убивается. У тети Джинни было скучно. Да еще и спать приходилось в одной кровати.

Самые большие заботы свалились на Джима. Он никогда не занимался домашним хозяйством - так было заведено его женой. А теперь, в пятьдесят три года, он должен был поднять двух мальчиков, двенадцати и четырнадцати лет, в самые их трудные годы. У него появились и денежные проблемы. Жена, работая акушеркой, приносила в дом денег больше его, что и отметил Пол с такой жестокостью. В 1956 году зарплата Джима составляла всего лишь 8 фунтов в неделю. Весь прочий рабочий люд стал ощущать какие-то признаки благоденствия, но как раз в хлопковой индустрии, где вы якобы должны были чувствовать себя спокойно всю жизнь, наступил спад.

Очень помогали Джиму две его сестры - тетушка Милли и тетушка Джинни. Одна из них раз в неделю приходила на Фортлин-роуд и делала полную уборку в доме. Когда мальчики были маленькими, тетушки часто забирали их из школы.

– Особенно тяжело бывало зимой, - говорит Джим. - Возвратившись из школы, мальчикам приходилось приниматься за топку. Стряпал же я.