АНДРЕЙ. Да, надо выбрать маршрут, а то так с ним тыкаться будет тяжело...
ИГОРЬ ИГОРЕВИЧ. Николай, Николай! (Дёргает Николая, который всё ещё находится под впечатлением рассказа мальчика.) Коля-а-а-а!
НИКОЛАЙ. А?!
ИГОРЬ ИГОРЕВИЧ. Посиди здесь, покарауль его, мы сейчас!
НИКОЛАЙ. Хорошо...
Игорь Игоревич и Андрей уходят на разведку. На скамейке остаётся Николай, труп и похожий на труп пассажир. Николай вдруг очухивается, начинает встревоженно елозить, как будто что-то ищет. Вдруг его взгляд останавливается на газете заснувшего пассажира, которую тот держит в руках. Николай вырывает газету из рук спящего, достаёт из своего кармана ручку, начинает писать, произнося вслух текст своего вдруг нахлынувшего письма. Уснувший пассажир скатывается на скамейку, по инерции скатывается и прислонённый к нему труп. Труп падает перед скамейкой, спящий же вовремя тормозит своё падение, съёживается в полудреме, снова удобно устраивается, продолжает спать. Николай, не замечая этого, продолжает писать и бормотать.
Мама-мама... Сашка вернулся... вернулся... и если сложится... удачно... он снова уедет... наконец уедет...
К скамейке подходит женщина-афроамериканка в деловом костюме синего цвета в белую полосочку. Женщина явно нервничает, садится на скамейку, закрывает глаза, тихо плачет.
У меня всё нормально... нормально, насколько это может быть... нормально... не так, чтобы как вы с папой планировали, но нормально... плохо, но всё же получше... получше, чем у Сашки... для вас это, наверное, новость, но вот так сложилась жизнь, вы думали, что поставили на правильную лошадку — на Сашку...
Наконец Николай обращает внимание на всхлипывающую уже достаточно громко афроамериканку. Он долго смотрит на неё, не пишет и не бормочет.
АФРОАМЕРИКАНКА. Я вам мешаю?..
НИКОЛАЙ. Ха!.. (О чём-то задумывается, молчит, смотрит как бы сквозь женщину.) Не-е-ет...
АФРОАМЕРИКАНКА. Просто у меня сейчас... сейчас мой рейс... мне лететь... а я не могу... мне страшно... но если не полететь, я... я лишусь всего... это мой последний шанс... у меня работа, чтобы работать, я должна лететь... моя работа связана с перелётами, а как, если я не могу... может, если я выговорю свой страх, мне станет легче...
НИКОЛАЙ. Да-а-а-а-а-а...
АФРОАМЕРИКАНКА. Я выговорюсь, если я выговорюсь... прямо здесь, я вам не помешаю?
НИКОЛАЙ. Не-е-ет...
Афроамериканка начинает выговаривать свой страх, а Николай продолжает писать письмо, проговаривая его вслух. Их фразы накладываются друг на друга так, что в какой-то момент становится непонятно, кто пишет письмо, а кто проговаривает свой страх.
...вы поставили не на того сына... все эти шёпоты вечером в кровати о том, как растут ваши дети, и какой Коленька дурной, я никогда не думала, что наш сын будет такой, никогда-никогда... никогда не говори никогда, мама... был такой фильм, мама, из вашей молодости, такой фильм... у меня сейчас не жизнь, а кино, а у вас не кино, а жизнь, на детей лучше не ставить... мама... койка ведь не ипподром, даже в первый год замужества!.. Надо позволять себе шалости... буйности, чудить... до свадьбы надо позволять себе чудить, тогда после свадьбы будешь чувствовать себя хорошо, таким спокойным конезаводчиком, а не участником родео! Вы с папой ничего такого не позволяли себе до свадьбы, не позволяли — не позволяли, я же знаю... вот у вас после и началось... родео, и в итоге — страх!.. Да, мама, если до свадьбы вести жизнь лупана, после начинаются страхи, ведь жизнь с живым человеком, когда всё в диковинку, — это пещера ужаса! Ты боишься мужа — что выкинет он в эту ночь, какую грязную прихоть придётся удовлетворять... боишься, потому что раньше не занималась этим, и он боится, думает, какая грязная прихоть придёт мне на ум в эту ночь, боится, потому что раньше она к нему не приходила, а страх-то, мама, страх-то передаётся по наследству, да... Я всего боялся, с детства всего боялся из-за вас с папой, ваш страх передался мне, да-а-а-а... и не надо спорить... жестокие слова, но я не могу не сказать их тебе, потому что кому, как не матери, об этом говорить?! С детства ты приучила меня с детства говорить с тобой, но никак не с чужими, обо всём личном — только маме, о каникулах, о девочках, о желаниях — всё маме, если узнает чужой, что-то будет! А что?! Что будет, кому до нас было дело?! Что, кто считывает мой геном, генокод, что?! Что могло случиться, если б я рассказал другу, что поеду летом на море?! Нет, ты меня учила, зачем ему об этом говорить, ведь он узнает, что ты поедешь на море! Ну и что?! Как что? А он, может, не поедет на море, а ему хочется, ты поедешь, и он будет тебе завидовать и потом исподтишка сделает тебе пакость! Ненавижу! Ненавижу все эти мысли и советы! Ненавижу, ты научила меня верить, что в этом во всём есть смысл!..