— Грейнджер, чего ты от меня хочешь? — например, вот такой. Дерьмо, чёрт, проклятье! — один из таких.
— Я лишь хочу знать, злишься ли ты.
Она во многом уже призналась: почти озвучила тот факт, что Драко для неё не просто любовник, а… постоянный партнер. Они никогда не ждали друг от друга ничего, кроме верности в сексуальном плане. Вовлечение эмоций не предполагалось. Их отношения, основанные на гормонах, должны были быть необременительными, а не эмоциональными. Конечно, она считала Малфоя своим другом и иногда была почти убеждена, что и он относится к ней так же, но они не должны были переживать друг о друге. Если завтра они перестанут заниматься сексом, никто не должен расстраиваться по этому поводу, не говоря уж об огорчении из-за того, что кто-то не пожелал задержаться после секса.
— Да.
— Оу.
— Не на тебя, — его рот округляется, словно он раздумывает: стоит ли рассказать ей больше. Наверное, он до сих пор злится и на неё тоже. Наверняка. Просто Гермиона не является причиной его нынешнего состояния.
— Оу.
Теперь Гермиона ещё больше сбита с толку — Малфой выдыхает через нос и отстраняется, и она невольно смотрит на него. Он по-прежнему натянутая струна, но что-то изменилось. Похоже, он и сам пребывает в замешательстве. Покусывает губы, что-то обдумывая и крутит шеей.
— А что, если я сам фронтовая шлюха?
Она таращится на него, моргая, и с удивлением чувствует, как в горле начинает пузыриться смех. Гермиона дышит, справляясь с собой, и Малфой впивается в неё взглядом. При виде выражения его серых глаз с её сердцем творится что-то странное. «Вот оно», — думает она. Ещё пара секунд, и её рука онемеет, за грудиной вспыхнет боль, и она превратится в развалину. «Что произошло? — поинтересуются люди. — О, Драко Малфой спросил её, не считает ли она его фронтовой шлюхой. Она не поняла. Тогда он посмотрел на неё — и бам! Взгляды тоже бывают смертельны».
Гермиону накрывает истерика — она это осознаёт, но ничего не может с собой поделать.
— Ну, мне такое приходило в голову…
Бесстрастное выражение его лица пропадает, он хмурится и кривит рот. Ей хочется коснуться пальцем морщинок на его лбу. Ей кажется, что она слишком тяжело дышит.
— Мысль, что я шлюха?
— Ну… все эти истории с Лавандой, — ей не нравится даже просто это произносить.
— Должен сказать тебе, что, — он замолкает, будто подыскивая правильное слово, — я спал лишь с пятью девушками.
Это гораздо меньше, чем ей представлялось. Но наверное его «спал» не включает занятия оральным сексом.
— Ну что ж, я спала только с тобой.
Его угрюмость растворяется после её заявления, на его лице мелькает выражение, которое она расшифровать не может.
— Знаю.
— Ладно, — а затем, секунду спустя: — Прости.
Его губы изгибаются, и отчего-то это беспокоит её сильнее, чем недавняя невозмутимость. Она совсем не понимает, что ей делать.
— Не могу поверить, что ты считала меня шлюхой.
Гермиона краснеет ещё гуще, из горла вырывается недовольное ворчание.
— Не то чтобы я вот прямо думала: «О, Драко Малфой — шлюха». Я просто считала… что вольное поведение может быть тебе не в новинку. Привычно больше, чем мне, а это ведь не значит, что совсем без меры, потому что, очевидно…
Она осекается, желая прекратить эту нервную болтовню, пока не наломала дров. Пока не ляпнула что-то глупое, снова. Ну почему Малфой кажется таким обиженным из-за того, что она считала его бабником, когда сам же спросил её об этом минуту назад? Возможно, он предполагал какой-то неэмоциональный аспект и на самом деле подразумевал: «А что, если я тут только для секса?» Если всё так, то Гермиона слишком, слишком многое дала ему понять, заявив, что она не такая. Хотя, именно это она и имела в виду. «Я в некоторой степени трачу на тебя и на эти отношения свои эмоции», — вот о чём она буквально вопила.
Малфой не бросился к ближайшему выходу. И Гермиона понятия не имеет почему. Неужели он всё знал? Она выдала себя в тот момент, когда уходила на спасательную операцию, когда думала, что больше его не увидит? Он каким-то образом понял, что Гермиона цеплялась за него не только как за человеческое существо, не потому, что думала о смерти, а он смог заставить её об этом забыть, дал почувствовать себя живой? Он видел её насквозь и сообразил, что её действия обусловлены тем, что это он?
Может, как раз поэтому Малфой перестал с ней оставаться? Решил, что Гермиона принимает всё слишком близко к сердцу и хотел, чтобы она избавилась от эмоций? Не собираясь при этом прекращать заниматься с ней сексом. Она совсем запуталась.
— Ты слишком много думаешь. Это половина твоей проблемы.
Ей хочется сказать, что он сам виноват, раз никогда не отвечает на её вопросы. Но сейчас она не в состоянии ничего анализировать — не в его присутствии, не тогда, когда она не понимает, чему можно верить. Грейнджер меняет тему разговора на ту единственную, что ему нравится.
— Я просто хотела спросить до того…
Его брови взлетают, он покачивается на пятках — Гермиона всё понимает. Она знает его достаточно, чтобы сообразить: теперь он не станет её целовать, и именно ей придётся сделать первый шаг. И она целует его, поднявшись на цыпочки и отчаянно боясь, что сейчас он сам откажется, либо из-за её поступка, либо из-за недавних слов.
Он отвечает на поцелуй через четыре секунды — наверное, чтобы Гермиона почувствовала, каково это. Её ладони скользят по его предплечьям, пальцы обхватывают его чехол, и Гермиона дёргает Малфоя на себя. Он обнимает её за бёдра, оглаживает её бока, просовывает руки между их телами и вытаскивает палочки.
Засовывает их в свой карман, и пальцы Гермионы спускаются по его рёбрам.
— Не потеряй их.
Он касается её лица, а потом обнимает за шею.
— Постараюсь, — бормочет Малфой, притягивая Гермиону к своим тёплым и сухим губам и увлекая в коридор.
День: 1491; Время: 1
Она принимает решение не думать об этом, не думать о нём. Гермиона не хочет разбираться в том разговоре, в своих словах, в его вопросах и в том, что всё это может значить. Она не знает и не может знать ответы, если только не спросит самого Малфоя. Но она представляет, каково это, висеть над пропастью, — ей совсем не понравилось.
Гермиона не сомневается лишь в том, что проснулась в его кровати, её ладонь онемела на его плече после нескольких часов сна. Она знает, что, несмотря на всё сказанное, несмотря на непонимание того, что именно Малфой имел в виду, что-то заставило его не давать задний ход.
Когда она только отважилась на эту авантюру с Драко, то решила пустить ситуацию на самотёк. Именно это Гермиона и собирается делать сейчас — именно так она и должна поступить. В её жизни нет времени для растерянности, и она не готова обрубить все концы. По крайней мере, сейчас.
Он сказал ей, что половина её проблемы заключается в том, что она много думает. Поэтому она решает не думать вовсе, и ей кажется, что это неплохо: думать о том, чтобы не забыть, что надо не думать.
Вот так.
День: 1492; Время: 11
— О, господи, о, господи, о, господи, — женщина тараторит так быстро, что слова сливаются в один крик — зажмурившись, она стискивает уши руками, будто это может помочь.
Быстро дыша, Гермиона прижимается спиной к стене рядом с ней, два аврора замирают тут же. Донни, самый молодой, морщится, оглядывая свою ногу, — красная кровь кажется чёрной на бетонном полу. Когда они разделились, эти ребята последовали за ней, как за командиром, и она чувствует ответственность, разрывающую ей вены, словно вот эта кровь, выжигающая дыры в полу.
Женский визг над ухом заглушает все остальные звуки. Женщина замолкает, чтобы набрать в лёгкие воздух, Гермиона протягивает руку и отцепляет ладонь от её уха.
— Вам надо бежать. Видите это здание, с горгульями, прямо перед вами?
— Что? — паника, слепая и неконтролируемая.