Гермиона проницательно в него вглядывается.
— Гарри, только, чтобы защищаться?
— По большей части.
Она фыркает и качает головой, глядя, как на экране женщина улыбается бутылке с водой.
— Думаю, я была бы расстроена из-за вас обоих.
Он смотрит на неё пару секунд, потом медленно кивает, и в гостиной воцаряется тишина.
День: 1494; Время: 18
Гермиона чувствует, как её сердце стучит в такт шагам — бьётся о ребра, а ток крови ощущается в каждой частичке тела. Даже в глазах, перед которыми всё трясётся, — Гермиона только что врезалась в двери. Не повернись ручка, и от удара она бы рухнула на землю. В мозгу скачет такое множество мыслей, что она чуть не выпускает вспышку, дающую понять, что снаружи всё чисто. Это стало бы огромной ошибкой — ведь так она бы выдала их появление Пожирателям Смерти. Которое пока остаётся тайной, если судить по отсутствию цветных всполохов за окнами, криков и звуков взрывов.
Пламя свечей танцует на стенах, окрашивая комнату в оранжевый цвет, повсюду движутся тени, похожие на фигуры людей и монстров. Она слышала, что резиденция Ноттов — зловещее место, но ей казалось, что имеется в виду причина, по которой по-прежнему пугает Малфой-мэнор — воспоминания в стенах. Этот каменный особняк темнее, повсюду висят отвратительные портреты. Воздух затхлый и тяжёлый, порывы ветра колышут красные занавеси на фоне пыльной мебели. Домовые эльфы были здесь несколько лет назад, но появились слухи, что за последний месяц новые Пожиратели Смерти облюбовали это место. По крайне мере, это доказывают горящие свечи.
Мрачность комнаты заставляет Гермиону замедлиться, но совсем чуть-чуть — она помнит о существующей опасности. Звук её шагов гулко отдаётся в коридоре, и она переходит на бег, но чья-то рука вцепляется в её футболку. Вытаращив глаза и затаив дыхание, Гермиона рвётся вперёд.
Её хватает вторая рука и тащит назад. Она проглатывает зарождающийся крик и поворачивается, в одном кулаке сжимая палочку, а другим нанося удар по голове нападающего. Она слышит какое-то бряцанье на полу, одновременно дёргаясь и поворачиваясь, теряет равновесие, со всей силы втыкает во что-то палочку и только тогда замечает лицо.
— Га… — начинает Гермиона, но его ладонь, больно ударяясь о её зубы, тут же зажимает ей рот. Его пальцы такие же мокрые, как и её щёки, — июльская ночь душная и влажная.
Встрепенувшись, Гермиона убирает палочку, а Гарри рвано выдыхает и дико оглядывается по сторонам. Он отталкивает её от себя и, наклонившись, поднимает с пола свои очки. Из комнаты выходит сердито хмурящийся Люпин.
— Я не могу найти Рона, — шепчет она как можно тише, её руки всё ещё трясутся от паники. — Он был позади, но потом пропал.
— Надо идти на второй этаж, этот чист. Что с территорией? — шипит Люпин.
— Где ты видела его в последний раз? — в свете свечей видно, как побледнел Гарри.
— Мы найдём его потом, операция в разгаре. Нам надо прикрыть группу на вто…
— Снаружи. Он был за моей спиной, а теперь пропал, — повторяет Гермиона, её разум сконцентрирован только лишь на одном, а шок и страх вытесняют собой всё остальное.
— Ты проверила…
— Даже не думай об этом… — начинает Люпин, но, осекаясь, бросается вперёд, чтобы схватить Гарри за руку.
Тот успевает ускользнуть и бежит в коридор, Гермиона следует за ним. Она слышит шаги Люпина за спиной — в этом нет никакого смысла, она уже обыскала всю приусадебную территорию. Она трижды всё обошла, прежде чем направилась к дому и… вот же он.
— Рон? — шепчет Гермиона.
Постукивая палочкой по бедру, Рон, взволнованный, стоит у ведущей к двери лестнице, его глаза широко распахнуты. Гермиона лопатками чувствует исходящий от Люпина гнев, но её облегчение слишком велико, чтобы из-за чего-то переживать. Она уже решила, что снова потеряла друга, на этот раз прямо у себя под носом.
— Не можешь найти дорогу, дружище? — медленно спрашивает Гарри.
— Да, есть такое.
День: 1496; Время: 10
Прислонившись к телефонной будке, которая перенесёт их в Министерство, Лаванда глубоко затягивается сигаретой. Её вторая рука, фальшивая, негнущаяся, неплотно прижата к боку. У Лаванды перерыв в работе, которую она сама называет грёбаной сидячей работой в Почти Придурочном отделе. Она пришла в ПиП через три дня после выписки из Мунго — Гермиона была удивлена, что подруга не подала рапорт об увольнении и не оставила войну позади.
Какой-то мужчина окидывает их недовольным взглядом и заходит в будку, морщась и утыкаясь носом в своё плечо. Лаванда не обращает на него никакого внимания — она впадает в подобие ступора всякий раз, когда не видится с Гарольдом в течение недели. Иногда именно это напоминает Гермионе о том, как сильно Лаванда его любит. Даже, можно сказать, нуждается в нём.
Гермиона ковыряет ботинками асфальт, глядя на солнечный блик на чёрной коже. Днём раньше, окинув подругу хмурым взглядом, Гарри направил на них палочку, и, несмотря на все протесты, секундой позже обувь уже была чиста. Сначала Гермионе показалось, будто она что-то потеряла, а потом почувствовала себя из-за этого полной дурой. Она предпочитает собственный способ ведения дел, пусть это и не имеет смысла для всех остальных. Раньше её ботинки никого не беспокоили настолько, чтобы их вычистить. Даже Драко, а ведь Гермиона оставила красный грязный след на его брюках.
Она засовывает руки в карманы и перекатывается на каблуках. Иногда постоянно не думать о нём очень тяжело. Особенно сегодня: прошло около недели с их последней встречи, да и всё вокруг кажется выцветшим из-за нависших облаков… Чёрный, серый, белый и голубой. Малфой бы хорошо смотрелся где-то сзади, недалеко от неё. Может быть, его волосы подхватил бы ветер, и он бы…
— Я действительно хочу исчезнуть, — Лаванда заговаривает впервые с тех пор, как попросила Гермиону составить ей компанию во время перерыва. — Но не могу — я всё ещё жду.
Гермиона отворачивается от освежающего порыва ветра и не уточняет, чего именно ждёт Лаванда. Ей кажется, она и так это знает. Лаванда улыбается себе под нос, своим мыслям и стряхивает пепел с сигареты.
— Я хочу подняться на вершину горы, — Лаванда кивает, поднимает руку в воздух и смотрит, как кольца дыма танцуют вокруг пальцев. — Может быть, в Азии. Хочу увидеть горы, чистую воду и свежий воздух. Я не собираюсь больше носить одежду и планирую зарыть где-нибудь свою палочку до тех пор, пока она мне не понадобится снова, потому что даже смотреть на неё не хочу. Хочу растолстеть…
Гермиона смеется:
— Я планирую попросить маму приготовить для меня столько вредных сладостей, что через неделю она запихает меня в своё рабочее кресло.
— Именно! — Гермиона почти не сомневается: Лаванда понятия не имеет, что она подразумевает кресло зубного врача, да и вообще вряд ли представляет, что это такое. — Я хочу выйти замуж и научиться готовить. Хочу научиться обходиться только одной дурацкой рукой и никуда не торопиться. Хочу спать там, где пожелаю, и ни о чём не беспокоиться. Хочу забыть этот мир, обе его части. Я не знаю, вернусь ли обратно.
Гермиона усмехается и при звуке грома обхватывает себя руками за плечи — в любой момент может пойти дождь.
— Это звучит здорово, Лав.
— Ты будешь злиться на меня за это? — сейчас Лаванда говорит совершенно серьёзно, её сигарета догорела до самого фильтра, грозя обжечь пальцы, но она не обращает на это никакого внимания. — Ты будешь злиться на меня, если я никогда не вернусь, чтобы посмотреть, во что тут всё превратилось?
Этот вопрос вызывает у Гермионы кое-какие воспоминания. Об одном наполненном страхом эпизоде, в абсолютной темноте.
— Это кое от чего зависит, — шепчет Гермиона — ей горько, она знает другие способы излечения.
— От чего? — Лаванда улыбается, отбрасывает окурок и затаскивает Гермиону за собой в будку.
— Полагаю, от того, смогу ли я тебя навещать.
Они обе ухмыляются друг другу и даже смеются. Лаванда с улыбкой отворачивает голову, но Гермиона замечает, как в лучах исчезающего солнца влажно блестят её ресницы.