— Ну, хорошо, — Гарри замолкает, засовывая руки в карманы и утыкаясь взглядом в окно, — если передумаешь, дай мне знать.
День: 1502; время: 3
Гермиона не знает, сколько времени проспала на диване, но просыпается она под ещё одним одеялом, когда за окном по-прежнему темно. Она поднимает голову, смотрит в кресло и едва не подпрыгивает, заметив там Драко вместо Гарри. Неудивительно, что она проснулась, — её инстинкт выживания не мог проигнорировать столь свирепый взгляд.
— Секунда, Грейнджер. Может быть, две. Ровно столько отделяло меня от того, чтобы убить тебя. Ты бы была мертва. Когда Люпин осветил тот угол, я бы нашёл твой труп. И твоим убийцей был бы я. Ты хоть представляешь, как вынесла мне мозг?
— Но я же не специально. Я была несколько занята…
— Мне плевать. Сложно было произнести своё имя? Это же здравый смысл! Мы не могли вид… — он осекается, едва Гермиона начинает плакать, прикрыв ладонью глаза, — может быть, так, не видя её, он ни о чём не догадается. Может быть, так она сможет куда-нибудь исчезнуть. Иногда ей так этого хочется. Просто раствориться в воздухе.
Сегодня её захватили в плен. Припёрли к стенке, пытали, схватили. Сначала растущие трещины в её дружбе, а теперь вот это. Гермиона не в состоянии перестать плакать. Она никогда так много не ревела и сейчас с трудом может себя контролировать. Она быстро утирает слёзы, втягивает в лёгкие воздух и пытается сосредоточиться на ингредиентах для зелья, чтобы успокоиться. Она терпеть не может такие истерики, но так часто срывается перед Малфоем.
Она могла назвать своё имя. Должна была сделать это, но это было последним, что пришло ей в голову. Гермиона может только представить, что бы почувствовала сама, поменяйся они с Малфоем местами. Если бы это она чуть его не убила, или бы даже просто задумалась, что от непоправимого её отделяла всего секунда. Она видит себя на лестнице, вспыхивает свет, а Малфой мёртв, и её палочка нацелена в ту сторону. Это стало бы точкой невозврата. Она не может вообразить, что бы с ней было, но знает: Драко имеет право на злость.
— Я была должна…
— Уйди, — его голос звучит как сталь — так же холодно и жёстко.
Она отводит ладонь от своих удивлённо распахнувшихся глаз, но Драко смотрит не на неё. В проходе в гостиную стоит аврор, и тяжёлый взгляд Драко предназначается ему. Тот замирает на три секунды, открывает рот, закрывает и, развернувшись, исчезает. Драко провожает его глазами, пока аврор не растворяется в темноте коридора, переводит взгляд на пол, потом на Гермиону.
— Это была долгая ночь.
— Да, — хрипит она и откашливается. Ложится обратно на диван, и они с Драко смотрят друг на друга. Малфой же должен понимать, что она вряд ли заснёт, ощущая столь пристальное внимание.
— Где ты спишь?
То ли Драко на секунду улыбнулся, то ли Гермионе привиделось. Он поворачивается к выходу из комнаты, а она прикрывает веки, чтобы заснуть.
— Спальни переполнены. Ты не возражаешь, что придётся ночевать в одной комнате со мной?
Позже она будет размышлять о всех тех ответах, которые бы никогда не озвучила. Только если ты будешь держаться подальше. Только если не будешь раздеваться. Или даже вот такой, полный сарказма: Возражаю, мне уже страшно.
— Нет, конечно, — откликается она.
День: 1502; Время: 4
Её окружила дюжина масок и чёрных капюшонов, рты искривлены насмешками. Гермиона крутится, их лица и голоса вертятся каруселью вокруг неё. Как тогда, когда родители брали Гермиону в парк, — когда всё, что она знала, было чем-то иным. Тогда она, в своём новом летнем платьице, держалась за ручку на спине лошадки, откидывалась назад, и её локоны развевались по ветру. Родители уводили её, а она, подпрыгивая, крепко держала их обоих за руки. Гермиона смеялась столько, что даже становилось больно, а голова кружилась от радости.
Её палочка разломана на четыре части, щепки впиваются в ладонь — так сильно она стискивает их пальцами. Это конец. Её жизни, войны, которая вела её к этому самому моменту, это последнее, что она увидит. Что-то чиркает её по животу, спине, руке. Затем накатывает всепоглощающая боль, разрывающая тело на мельчайшие кусочки, и Гермиона кричит так отчаянно, что чувствует привкус крови на языке. Её спина касается земли, вокруг эхом звучит смех, и кровь водопадом льётся ей на голову, а затем наступает темнота.
Гермиона рвано дышит, задыхаясь; её подняли и прижимают к чему-то твёрдому, тёплому и дрожащему. Сглатывая слюну с металлическим привкусом, она открывает глаза, осознавая темноту и звуки плача. Наверное, это и есть смерть. Гермиона пытается вырваться, но что-то держит её крепко, тогда она закидывает голову, чтобы рассмотреть… Волосы, кажущиеся серыми в темноте, ухо, плечо, изгиб челюсти — это ей знакомо. В голове мечутся мысли, и Гермиона моргает, пялясь во мрак, но видя лишь дрожащий силуэт кресла.
— Д-д-драко… — она замолкает при звуках собственного сбивающегося голоса.
В гостиной зажигается свет, перед глазами вспыхивают белые и голубые звезды, вызывая дискомфорт. Она крепко зажмуривается и решает, что до этого, наверное, спала. Но это не объясняет того, почему её так колотит, а внутри пульсирует сильная боль. Похоже, она прикусила язык — кровь до сих пор чувствуется. Кто-то говорит за её спиной, но Гермиона не может разобрать слов — все звуки доносятся как сквозь слой ваты. Драко пытается отстраниться, и она дёргает рукой, стараясь удержать его, но её ладони зажаты между их телами. Тогда она сгибает пальцы и крепко впивается в него, стиснув футболку и прищемив кожу. Драко обнимает Гермиону ещё сильнее.
— Поттер, есть какие-нибудь… — голос Драко звучит прямо над её ухом, но он всё равно кажется приглушённым. Гарри она вообще не слышит и снова думает: неужели это опять ей снится?
Что-то очень неправильно, и у неё не получается избавиться от страха. Она чувствует себя так, будто её скручивают судороги, но у неё уже были кошмары раньше, и ни один из них не имел таких последствий. А потом Гермиона вспоминает о заклятии Круциатус, которое трижды перенесла за прошлый вечер. У неё никогда не было такой реакции, но она знает, что такое возможно. Что-то, связанное с нервами, мышечной памятью и мозгом. Иногда с приступом можно справиться, а иногда нет. Эпизоды могут длиться от одной секунды до нескольких часов, а если дело совсем плохо, обычно человеку дают снотворное, успокоительное или просто привязывают, чтобы он не мог себе навредить.
— Эй, эй, успокойся. Дыши, Грейнджер. Тебе нужно расслабиться. Глубже, глубже дыши.
Только сейчас, когда он говорит с ней успокаивающим тоном, она обнаруживает, что жжение в горле вызвано не столько плачем, сколько гипервентиляцией. Она пытается сосредоточиться и закрывает глаза. Её тело колотится в его руках, и по силе рывков она понимает, что здорово бы покалечилась, не будь Малфоя рядом. Его ладонь стискивает её затылок. Драко тесно приникает своей щекой к её. Одна его рука прижимается к её лопаткам, вдавливая себе в грудь верхнюю часть её туловища, вторая — обхватывает талию. Её собственные руки зажаты между их телами, а пальцы впиваются в ворот его футболки. Ей требуется пара секунд, чтобы сообразить: та тяжесть, которую она ощущает, — это Драко, сидящий на её ногах, а она сама всё ещё находится на диване.
— Гермиона, дыши, — рявкает он.
Сквозь злость его голоса и чёрные точки перед глазами она понимает, что начала задерживать дыхание. Гермиона втягивает в лёгкие кислород, чуть опять не доведя себя до гипервентиляции, и начинает успокаиваться. Она концентрируется на том, как вздымается его грудь — медленно и ровно, — и старается подстроиться под этот ритм.
Позже, когда приступ отступит и Гермиона прижмётся к Малфою бесформенным комочком, она почувствует такую усталость, словно её тело заковано в плотный слой металла. «Иногда я больше не хочу быть сильной», — признается она шёпотом, и в этот раз Драко промолчит вместо того, чтобы напомнить: она должна держаться.
День: 1504; Время: 9
Когда-нибудь, когда затяжные дожди прекратятся, а облака не будут закрывать всё небо, её, словно вспышкой, осветит солнце. Она зайдёт в комнату, залитую белым и золотым, и на какой-то момент всё ей покажется новым.