Она чувствует себя грязной, но в том хорошем смысле, в котором никогда никому не признается. То количество жидкостей, что засохло на её коже, должно было заставить её мчаться в душ, но вместо этого она с улыбкой предаётся воспоминаниям. Гермиона смотрит на Малфоя, радуясь тому, что наконец может его разглядеть, её глаза задерживаются на изгибе его ягодиц, перемещаются на следы от зубов, которые она оставила на его коже в отместку. Гермиона замечает две отметины — одну на его бедре, а вторую на плече. Её мысли прерываются громким смехом, и она вспоминает, что именно её разбудило.
— Я собираюсь сделать это! Отправлюсь на охоту и добуду корову или что-то такое!
— А в лесах водятся коровы?
— Вот именно, я не знаю, бродят ли здесь где-то поблизости коровы.
— Бери нож и иди выстругивай копьё из ветки… ну или как-то так.
— Э… А почему бы просто не воспользоваться ножом? — слышится новый взрыв смеха.
Драко, делая вдох, ёрзает возле неё. Замирает и выпускает воздух из лёгких. Он почти всегда так поступает, если, проснувшись, не собирается никуда уходить. Гермиона отводит руку от лучей и протирает глаза. Потягивается, разминая ноги и выпрямляя спину. Мышцы ноют, между ног саднит, но она чувствует удовлетворение. Наверняка, при свете дня она испытает смущение от своих действий и откликов — в эту секунду она ощущает себя такой уязвимой.
Рука Драко отрывается от её бедра и, легко касаясь кожи, скользит вверх. Гермиона чуть дёргается, когда он легонько сжимает её грудь, и протирает глаза. От такой её реакции Малфой весело хмыкает, и она, уткнувшись в его плечо, поджимает губы — всё ещё опухшие. Интересно, сколько они проспали?
Драко опускает вторую руку и приподнимается на локте. Гермиона почти что улыбается при виде его заспанного лица, но ворочается под его взглядом. На его лице мелькает удивление, и она чувствует некий дискомфорт — так и хочется выскочить из собственной шкуры. Конечно, ночью стояла непроглядная темень, но не было ничего, что бы он не видел раньше и что бы не казалось ему нормальным.
— Вот чёрт, — выдыхает он, Гермиона встречается глазами с его, яркими и горящими весельем. — Похоже, я тебя изнасиловал.
Пару секунд она пытается стряхнуть с себя сон.
— Похоже?
Он снова оглядывает её, и его губы изгибаются в самодовольной улыбке.
— Ты сама-то видела?
Опёршись на локоть, Гермиона осматривает себя, ожидая увидеть нечто ужасное. Синяки в форме отпечатков пальцев, кровоподтёки на бёдрах и плече. Красные следы от его рта раскиданы по всему телу. Если только память ей не изменяет, как минимум ещё одна отметина оставлена прямо на попе и сзади на бедре. И только богу известно, как сейчас выглядит её шея.
«Твою ж…» — думает она. Малфой и раньше не чурался подобного, но ничего такого никогда не было. Она помнит тот засос, что оставила на его коже, когда с ним пыталась заигрывать Маргарет, и то собственническое клеймо, которым он ей ответил. Если дело именно в этом, то теперь Драко пометил всё её тело.
Малфой — единственный человек на свете, который когда-либо видел, чтобы она так теряла над собой контроль. Интересно, знает ли об этом он сам? И речь не только о сексе. Никто, кроме него, не представляет, что она способна на подобное. И наверное, он понимает это даже лучше, чем сама Гермиона. Она задаётся вопросом: осознаёт ли Малфой степень её доверия, раз она позволила ему не просто узнать об этом, но ещё и увидеть? Что за животное в нём проснулось, сколько в нём бурлило страсти, что он так… щедро пометил её тело. И тут ей приходит в голову мысль: а вдруг она тоже знает Драко с той самой стороны, которая больше никому не известна? Знает того человека, что появляется в темноте, когда лица скрыты, а Гермиона не смеётся и не боится.
Она отбрасывает прочь все мысли, когда, подняв голову, видит, что Драко за ней наблюдает. Она с притворной сердитостью косится на его плечо:
— Подумать только, а я утром переживала из-за этого.
Он смотрит на след от её зубов и снова переводит на неё взгляд. Она улыбается ему, ей кажется: наверное, Драко важно убедиться, что она ничего не имеет против такого. А может, он хочет другого. Хочет, чтобы она рассердилась за все эти оставленные отметины, за то, что он проявил такое собственничество и так по-варварски повёл себя в приступе страсти. Но её гораздо больше заботит, чтобы он понял: она не сердится, если вдруг для него это существенно. Потому что так и есть — она совсем не переживает по этому поводу.
Она опять опускает глаза на его плечо, а затем поднимает на шею. И моргает: две отметины на его горле, одна на ключице и след от укуса над его соском. Синяки на руках и плечах, след от зубов на бедре и красные пятна на каждой из тазовых костей. Она покрывается краской, но лишь чуть-чуть: частично из-за осознания собственной дикости, но большей частью из-за воспоминаний.
Драко осматривает себя, и Гермиона видит, как едут вверх его брови. Он хмыкает, а она зачарованно следит за тем, как он обводит пальцем свой сосок и синяк над ним. Он практически рычал, содрогаясь в оргазме, когда она вцепилась зубами в это местечко. Судя по его взгляду, он и сам об этом прекрасно помнит.
— Прошлой ночью ты была очень плохой девочкой, — она заливается пунцовым румянцем, совсем как тем утром — после признания друзьям, что она ведьма. Совсем как Вильям после того поцелуя на камне. Она уже подумывает скрыться в ванной, когда Малфой добавляет: — Не знаю, кончал ли я когда-нибудь раньше настолько сильно.
Она таращится на Драко, мигая, но он изучает свой палец, который теперь обводит синяк на её груди. Что-то поднимается из самых глубин её естества, она забывает о собственном смущении и, не сумев сдержаться, улыбается. Закусив губу, тянется и обводит его сосок и синяк точно так же, как сам Малфой минутой раньше — его палец смещается к следующей отметине на её теле.
Он поднимает голову, и Гермиона, вскинув руку, неосознанно проводит пальцем по спинке его носа. С этого движения прошлой ночью всё и началось, и уголок его рта дёргается вверх.
— Я… — начинает он, но топот ног заставляет их обоих повернуться к двери и замереть.
— Я собираюсь раздобыть курицу! Делаем заказы, делаем заказы! Курица, говядина, и если я отыщу немного… — кто-то осекается, но тут же шокированно произносит: — Гарри Поттер?
— Провизия, — Гермиона слышит, как устало откликается Гарри, — находится в нише под гардеробом в гостиной.
Тишина. Малфоя не отпускает напряжение с того самого момента, как он услышал имя её друга. Затем прямо перед дверью раздаётся тихое «О».
— Вы не знаете: Гермиона Грейнджер здесь? Такая… с кудрявыми волосами… — Драко фыркает от подобного описания — наверняка, оно сопровождалось утрированной жестикуляцией. Гермиона щиплет его, и он, рыкнув, отвечает ей тем же.
— Ой, — шепчет она, хватая себя за грудь, и Драко снова фыркает. Возможно потому, что ночью он делал ей намного больнее, вот только реакция её была совсем иной.
Малфой начинает отстраняться, но Гермиона выбрасывает руку вперёд и ловит его за предплечье, прежде чем он даже помыслит об уходе. Она не хочет, чтобы он думал, что должен уйти лишь из-за появления Гарри, который её ищет. По голосу Гарри не похоже, что речь идёт о чём-то срочном: в коридоре продолжается какой-то нелепый разговор о героях войны и способах охоты на кур. Гермионе казалось, она смогла донести до Драко мысль, что ей всё равно, но вероятно ей придётся приложить больше усилий, чтобы убедить его в этом.
А может, Малфой просто устал после такой изматывающей ночи и больше не видит причин лежать с ней рядом, раз они не планируют заниматься сексом. Может, схватив его, она выставила себя дурой или проявила чрезмерную навязчивость. Часть Гермионы постоянно боится, что Драко либо поймёт слишком многое, либо решит, что ей на всё наплевать. Здесь проходит слишком тонкая линия, и лишь одно Гермиона знает наверняка: она не хочет, чтобы Малфой уходил или прекращал это… чем бы оно ни было.