— Чтобы собрать информацию, — быстро отвечает Гермиона, заставляя себя не смотреть на Гарри — Драко слишком наблюдательный.
— Ну, да… Гермиона превратилась в кошку.
Она сердито косится на друга: она рассчитывала, что он сменит тему или, по крайней мере, никогда — никогда — не упомянет этой детали. Никогда.
— Ну, Гарри…
— Погодите… Я думал, превратиться при помощи Оборотного зелья в животное невозможно? — Жабьен прерывает её попытки вспомнить в отместку какой-нибудь неловкий эпизод.
Она понятия не имеет, почему этого волшебника зовут Жабьен, но когда она отказалась его так называть, он наотрез отказался говорить своё настоящее имя.
— Это невозможно, — отвечает она, глядя на него угрюмо, но, наверное, парень ещё к ней не привык.
— Всё прошло не очень хорошо, — Гарри хихикает, и она ощутимо тычет его пальцем в рёбра. Он ойкает от боли, потирает ушибленное место и улыбается подруге. — Ладно, ладно… А как насчёт тролля?
Гермиона на секунду замирает и, глядя на свои колени, расплывается в улыбке от воспоминаний. Гарри рассказывает эту историю юным аврорам, Гермиона добавляет кое-какие детали в повествование, наблюдая за лицом Гарри вместо того, чтобы следить за чужой реакцией. Они всегда с чем-то сражались: она, Гарри и Рон. Вся их дружба основана именно на этом: опасность, угроза, война, смерть, борьба, выживание. Она думает о том, что им надо бы привыкнуть к этому — к нормальному существованию. Ремонту крыш, перекусу во время отдыха, выпивке в пабе. Нормальная жизнь приводит их в шоковое состояние.
Ей кажется: им нужно напоминать о том, как всё начиналось, и почему должно закончиться хорошо. Дружба, сложившаяся из таких жутких элементов, основанная на абсолютной необходимости спасения друзей, обязана пережить те самые опасности, из которых произросла. Просто должна, несмотря ни на что.
И Гермиона остаётся в гостиной, пока свечи, размещённые в стратегически продуманных местах, не догорают до половины, за окном не сгущается ночь, а буря не грозит унести их всех. Она остаётся до тех пор, пока не начинает зевать чаще, чем говорить, и тогда Гарри поднимает её с дивана и подталкивает в сторону комнаты. Авроры не обращают на Гермиону особого внимания, рассказывая о том, как они сдавали в Министерстве СОВ и ЖАБА, и Гарри смеётся, когда, потягиваясь, она спотыкается. Она недовольно смотрит на него, но тут же улыбается, потому что сейчас лицо друга выглядит менее суровым, а глаза не кажутся такими тусклыми, как обычно.
Несколько часов спустя после ухода Драко, когда пиво закончилось, а смех всё ещё отражается эхом от стен коридора, она находит Малфоя, погрузившегося в раздумья над своим блокнотом. Он даже не смотрит в её сторону, когда она, промокшая от влажного воздуха, в измождении валится на кровать. Она наблюдает за ним из-под одеяла, слишком толстого для летней поры, и слишком тонкого — для зимней, и если не брать в расчёт его чуть прищуренные глаза, он едва ли обращает на неё внимание. Гермиона засыпает, даже не успев задуматься о полученном им конверте.
День: 1522; Время: 8
Она приходит в себя от скрежета и скрипа половиц, резко садится, её рука, хлопнув по груди, взлетает к прикроватной тумбочке. Она сдувает с лица волосы, её палочка нацелена туда, откуда доносился звук. Драко продолжает сушить волосы, на его лице мелькает весёлое выражение. Иногда сны заставляют Гермиону бояться каждого шороха.
— Я прошёл уже полкомнаты, пока ты проснулась.
— Ну, да… молчи, — бормочет Гермиона, бросает палочку на пустую половину кровати и откидывается на жёсткий матрас.
— Электричество восстановлено.
— Наконец-то.
— Жабьен приготовил завтрак.
— Яйца по-жабьи. М-м-м.
— Ты специально превратилась в кошку при помощи Оборотного?
— Н… — она осекается.
Она мрачно сверлит взглядом потолок и потирает лицо. Вот почему Малфой завязал разговор — чтобы поймать её на привычке что-нибудь ляпнуть. Он решил, что Гермиона может проговориться, не обратив на это внимания. Конечно, он хорошо её знает, но не могла же она настолько туго соображать.
— Ты действительно хочешь знать? — она почти что чувствует, как ползут вверх его брови: Малфой бы не спросил, не будь ему любопытно. Она же тоже отлично его знает. — Нет.
— Я так и думал. И в чью кошку ты превратилась?
— Э-э-э…
— Всё, что начинается с «э-э-э», обычно оказывается ложью. Попробуй ещё раз.
На этот раз Гермиона поднимает голову и сердито смотрит на Драко.
— Может быть, я пытаюсь вспомнить.
— Хорошо.
— Миллисента Бул…
— Скажи мне, что Поттер, Уизли или кто-то из мелких гриффиндорцев не превращался в меня, — он произносит это так требовательно, что Гермиона вглядывается в него пристальнее.
— Да, Рон. Затем он… Ой, да успокойся, я шучу. Они стали Крэббом и Гойлом. Спросили у тебя про Тайную Комнату, а потом мы пошли своей дорогой.
— Тай… Что за хрень.
— Не злись, едва ли в этом был толк. Ты всё равно ничего о ней не знал, так что всё оказалось бессмысленно. Мы только исключили тебя из числа подозреваемых. Хотя не могу сказать, что твои надежды на мою скорую смерть заставили нас лучше думать о…
— Да мне плевать на ваши мысли. Помри ты, Поттер или любой другой из грёбаных гриффиндорцев — с чего бы мне было переживать? — а вот это прозвучало грубо. Он мог хотя бы извиниться за… — Сомневаюсь, что моя смерть удостоилась бы чего-то большего, нежели поверхностное ознакомление с некрологом.
— Вот не надо. Я не настолько чёрствая, — огрызается Гермиона, но старается взять себя в руки, видя, что Малфой ярится всё сильнее. — По крайней мере, я бы прочитала его тщательно.
Она пытается улыбнуться, будто возможность его смерти, как и их прежняя обоюдная ненависть, может показаться забавной, и не знает, что ещё ей сделать. Это всё больше не имеет значения — не взаправду, не настолько. Но Драко чересчур разозлился. Ей не стоило признаваться в том случае, но это дело прошлое, как и всё то, что они оставили позади.
— Я не имела в виду…
— Полагаю, на следующий год мы достойно отплатили, вместо того…
— Погоди, что?
— Нам с ребятами было любопытно, как грязнокровки выглядят под одеждой. Мы сварили оборотку, и Грег фланировал туда-сюда в виде голой Грейнджер в нашей… — она затыкает Малфоя, бросив ему в лицо подушку, затем запускает в него свечой, которая пролетает над его плечом.
— Ты…
— Не нравится, да, Грейнджер? Знание своих…
Она обрывает его нападки второй подушкой.
— Ты невозможный…
— Хватит швырять в меня эту хрень! — рявкает Драко, бросая подушку обратно в Гермиону. Неуклюже вскакивая на ноги и оскорблённо пыхтя, она отбивает её на лету. — Может, это я должен просить тебя успокоиться, а н…
— Успокоиться? Ты…
— Не злись, Грейнджер, едва ли в этом был толк, — с ухмылкой повторяет он её же слова.
— Я знаю, что ты врёшь про оборотку, Малфой, — рявкает Гермиона, тыча в его сторону пальцем, но при этом не сбавляя шага в сторону своего сундука. — Ты бы не хотел лицезреть голую грязнокровку, сколько бы…
— Откуда ты знаешь?
— Знаю! К тому же ты наверняка был слишком глуп, чтобы сварить…
— У меня были высшие баллы по Зельям!
— Да потому, что Снейп любил тебя больше!
— Чушь!
— Правда!
— Если ты думаешь, что я соврал, чего ж тогда так разозлилась? — кричит Малфой, и Гермиона удивлена, что полотенце в его руках не порвалось — так сильно он стиснул кулаки.
— Ты такой идиот, — рычит она, рывком вытаскивая свою одежду из сундука.
— Грейнджер, прекрати так меня называть или…
— Ты только что назвал меня грязнокровкой!
— Что? — вот именно, что. Малфой смотрит на неё так, словно Гермиона только что призналась: вся эта война — розыгрыш.
— Ты сказал…
— Я говорил о том времени, когда мне было пятнадцать! Я уж точно не называл тебя магглорожденной через год после того, как заявил, что желаю твоей смерти!
— Что ж, сейчас это явно легко сорвалось с твоего языка…