— Грейнджер, не могу поверить, что у тебя началось предменструальное бешенство, так…
Ему повезло, что её палочка осталась на кровати.
— О, будто…
— Если ты думаешь, что я по-прежнему смотрю на тебя как на «грязнокровку», я сам отвезу тебя в Мунго. Прямо сейчас.
— Я этого не говорила!
— Тогда, сделай милость, просвети меня, — Драко разводит руками.
— Не надо было использовать это слово!
— Я не называл тебя так! Я…
— Ты сказал «как грязнокровки выглядят под одеждой», а потом…
— Я лишь демонстрировал свой мыслительный процесс в подростковом возрасте, тогда я — на случай если ты вдруг позабыла — использовал…
— Да мне плевать! Я…
Она не знает, почему так завелась, но сердце молотом бухает в груди. Это слово редко когда её задевало. Даже тогда, когда он так обзывал её раньше. Она не слышала его в детстве, даже не знала поначалу, что именно оно означает. В сознании Гермионы оно было сродни грубому ругательству, не имеющему отношения к её личности. Война всё усложнила. Превратила его в бремя.
Было… Было больно даже слышать, как Малфой произносит это слово. Он так запросто использовал его в связи с ней, и неважно, что он лишь повторял свои прошлые мысли. Это как пощечина. Не столько на самом деле больно, сколько неприятно из-за неожиданности удара. Гермионе кажется: она отреагировала бы точно так же, скажи это любой из её знакомых. Но всё же задается вопросом: её реакция оказалась такой острой из-за их прошлого или потому, что ошибки тех, рядом с кем мы позволяем себе быть уязвимыми, страшнее промахов чужих людей?
Было больно, и наверное, так не должно было быть, но на минуту Гермиона испытала именно боль. Она знает, что Малфой этого больше не чувствует, не может чувствовать, но…
— Да неважно.
— Я так не думаю, Грейнджер. Ты не…
— Всё нормально. Я знаю, что ты ничего такого не имел в виду, просто… Наверное, ты застал меня врасплох. Я… — она замолкает и тут же продолжает: — Мне не нравится слышать такое. Даже… Причина не важна. Всё нормально, Малфой.
Он вскидывает бровь и тянет слова так, словно ему ещё никогда не было так скучно.
— Неужели?
— Да… И кстати, Малфой, — он не выглядит удивлённым, когда её гнев набирает новый оборот. — Я — мы, вообще-то — сотворили какую-то мелочь, даже не сказавшуюся на твоей жизни, и ты так разозлился? И это говорит человек, который распинался о войне и о том, как неважно всё то, что ты мне сделал в прошлом, потом…
— Я никогда не говорил, что это не важно.
— Нет, говорил! Ты…
— Я на секунду взбесился, что ты и твои дружки-герои умудрились пробр…
— Но это же было ради…
— Дело в том, что случившееся касалось меня, и я имел полное право разозлиться на пять минут! Я собирался…
— Но ты же совершал поступки хуже!
Малфой замолкает, вена на его виске пульсирует, и Гермиона нервничает все те двадцать две секунды, что ему требуется для ответа.
— Верно. У меня не было права злиться даже пять минут, потому что я вытворял кое-что похуже, чем то, что получил сам. Так? Полагаю, мне не следовало злиться на Винса за убийство Невилла, раз я убил его подруж…
— Я не это имела в виду, — выдыхает она и, когда Драко пытается что-то сказать, повторяет громче: — Я не это имела в виду. Я ли…
— Ты именно это имела в виду. Если ты собираешься к чему-то относиться каким-то образом, то лучше на всё смотреть только так и никак иначе. Более того, тебе стоит оценивать с той же позиции и себя. Или это не учитывается, когда дело касается…
Гермиона хмурится и угрожающе размахивает руками, но Малфой и на йоту не выглядит испуганным.
— Ты додумываешь мои слова!
— Я…
— Ты просто…
— Не могу поверить, что ты с этим так и не справилась. Я…
— Справилась, — орёт Гермиона, всплёскивая руками. Одежда валится на пол, она наклоняется подобрать её и старается контролировать дыхание.
— Очевидно, нет! Ты…
— Да, справилась, и не надо утверждать обратное, в то время как я сама знаю, что именно испытываю! Единственная причина, по которой я об этом обмолвилась, заключалась в том, что ты так сильно разозлился из-за этой давней истории, тогда как я смогла забыть…
— Всего на десять секунд, когда ты взв…
— Десять секунд? Да ты до сих пор бесишься! Ты…
— Потому что ты взвилась из-за слова, которым я тебя не называл, и не называл уже несколько лет! Будто я…
— Я же сказала, всё нормально! Мне просто не нравится, когда ты так говоришь, и… — Это задевает мои чувства? Звучит так глупо, что Гермиона передумывает произносить это вслух. — Меня выбило это из колеи. Я знаю, что ты меня так не называл. Я переболела прошлым, Драко. Я хочу сказать… однозначно.
Она ещё раз окидывает взглядом его стиснутые челюсти, закрывает свой сундук и садится на него. Гермиона возится с замком, защёлкивает дужку и в полной тишине снова и снова крутит колесики с цифрами.
— Если бы я на самом деле так поступил с тобой при помощи Оборотного зелья, ты бы разозлилась?
— А ты так делал? — она вскидывает голову — с ничего не выражающим лицом Драко отворачивается и бросает на кровать вторую подушку.
— Ответь.
Она пристально на него смотрит, пусть и не хочет больше ссориться. У неё не осталось сил, это так глупо, ей не стоило заводиться из-за ерунды. Это вышло рефлекторно. Если бы Малфой обозвал её сейчас, да ещё не применительно к прошлому… вот тогда всё было бы иначе. Но она не верит, что Драко способен на такое, не теперь, и не важно, как сильно он на неё злится и как больно хочет задеть. И если бы Гермиона не простила его за прошлое, она бы не позволила себе в это верить.
— Да, разозлилась бы, — скорее всего, ослепла бы от ярости. — Я тебя поняла. Но если ты теперь будешь неделю обижаться, я… — её перебивает голос в коридоре:
— Эй, Гарри, я принёс сдачу, оставшуюся после покупки краски… Что?
Она вскидывает голову и смотрит на Драко — он сверлит глазами дверь, и за её спиной слышится сначала скрип половиц, а потом быстрые шаги. Гарри наверняка был готов выломать дверь при малейшем подозрении, что ей может понадобиться его помощь. Судя по тяжести взгляда, сменившего выражение усталости, Драко порыв не оценил.
— Мне не нравится с тобой ссориться, — признаётся Гермиона, пытаясь успокоить вновь закипающий в Малфое гнев.
— Я очень удивлён.
Она усмехается, дёргает плечом и смотрит на замок в своих пальцах.
— Мне, как правило, не нравится с тобой ссориться.
— М-м.
— Это странно. Обычно один из нас убегает, и потом мы неделю не разговариваем. Ну, или пару часов, если один из нас просто… — не набрасывается на другого.
— Ты заблокировала дверь.
— Чт… О, — она смеётся и видит, как Малфой начинает смягчаться. Повернувшись, он отбрасывает грязную одежду в угол комнаты. — И… Обор…
— Такого не было.
Гермиона слабо улыбается и кивает: она знала, что Драко лжёт.
— Я не держу на тебя обиды, Драко, ты…
— Грейнджер, просто замолчи.
— Я бы никогда не смогла даже проводить время…
— Гермиона, — она поднимает голову, и они смотрят друг на друга целых двенадцать секунд, прежде чем Малфой машет рукой в её сторону. — Думаю, тебе стоит взять юбку вместо трёх пар штанов, хотя бельё остаётся на твоё усмотрение.
— Ой, — Гермиона пялится на одежду в своих руках, затем переводит взгляд на Малфоя и прищуривается. — Ты же собирался сказать мне об этом до того, как мы перестали ссориться?
Он ухмыляется, садится на кровать и достаёт носки: один белый, другой чёрный. Покачав головой, она разворачивается к сундуку и на этот раз внимательно выбирает вещи.
— Я тот, кто я есть, — он говорит тихо, но уверенно.
Она на мгновение замирает, потом приподнимает подбородок, разыскивая трусы.
— Знаю, — Гермиона переворачивает кипу фотографий, прежде чем найти нужную стопку. — Я бы не стала это менять, — она говорит то, что думает. Она не знает, где или кем бы был Драко, не имей он за спиной такого прошлого, и ей кажется важным в этом признаться.