День: 1523; Время: 8
— Ты ужасно красишь, несмотря на всю простоту задания. Но я не удивлён. Ванная рядом с кухней — твоя работа?
От звука его голоса за своей спиной Гермиона подпрыгивает и осматривает стену, пристально вглядываясь в те места, которые пропустила. Она проснулась с почти непреодолимым желанием докрасить спальню до своего ухода, и пусть у неё достаточно времени, эта отчаянная потребность сказалась на качестве работы. Война возвращается к ней, несмотря на то необычное состояние, в котором она пребывала в последние дни, и почему-то ей необычайно важно закончить с этой комнатой. Она не понимает почему, но знает, что вряд ли когда ещё вернётся сюда, и всё должно быть сделано до её ухода.
— Ты ужасно придумываешь дурацкие оскорбления, несмотря на всю простоту этого занятия. И нет, я не трогала ту ванную.
— Куда-то собираешься? — ведь не нужно быть слишком внимательным, чтобы заметить: вся её разбросанная по полу одежда пропала, а тапочки сложены.
— Да, отправляюсь вечером в штаб, — окуная кисть в банку с краской, она смотрит на Малфоя. Зажав в руке вторую кисть, он окидывает Гермиону взглядом.
— Если освободишься до завтра, возвращайся в штаб-квартиру. Скажи Люпину, что ты нужна мне для одной вылазки. Убедись, чтобы он выдал тебе разрешение, в противном случае потом тебя не пустят в мой дом, — мой дом. Удивительно, что он всё ещё так о нём думает, хотя почему бы и нет? Малфой там вырос, Министерство и Орден, скорее всего, вернут особняк после завершения военных действий — разумеется, он принадлежит ему.
— Малфой, я знаю протокол, — Гермиона так тянет слова, что подобная манера может навести на мысли: она слишком много времени проводит рядом с ним. — Вылазка?
Малфой ухмыляется, наверное потому, что она хмурится, и, чтобы не морщиться, ей приходится вернуться к работе.
— Увидишь.
— Фантастика, — бормочет Гермиона, при этом испытывая некое удовлетворение от осознания того, что следующие несколько дней будет занята. Она не желает отсиживаться до конца войны, она хочет всё увидеть собственными глазами. Хочет стоять и смотреть, как та заканчивается.
— Ты пытаешься надышаться испарениями? — Драко распахивает окно на противоположной стене, и три секунды спустя Гермиона спиной ощущает порыв ветра.
Иногда так легко забыть о том, как должен пахнуть этот мир, пока снова не окажешься на свежем воздухе. Дышать вдруг становится проще.
В доме, наконец, перестало вонять плесенью, частично из-за того, что прошлой ночью не было дождя. После ужина они все вышли на улицу, чтобы освежиться после знойного дня. Ветер стал прохладным, в воздухе запахло дождём. Было видно, что над деревьями собираются облака, доносились раскаты грома, сверкали молнии, но до них гроза так и не добралась.
— Гермиона? — она поворачивается — в дверном проёме стоит Гарри. — Я приготовил завтрак, но все отказываются его есть, пока пробу не снимешь ты.
— Почему?
— Они решили, что я не буду травить свою лучшую подругу.
Гермиона усмехается, с тоской глядя на недокрашенную стену.
— Я никогда раньше не видела, чтобы ты готовил.
— Я был совсем как Вулфпак (2), или как там его зовут. Это было восхитительно. Ты бы трепетала от восторга.
Она замирает и прищуривается.
— Ты всё сжёг, да?
— Завтрак получился с дымком.
День: 1523; Время: 9
Они с Драко занимаются малярными работами в полной тишине. Это почти терапевтическое занятие: взмахи кистью и повторяющиеся действия. Гермиона по-прежнему остро ощущает его присутствие, впрочем, как и всегда, когда он оказывается поблизости. Она косится на Малфоя, но может разглядеть только его спину и пальцы, обхватившие рукоятку. Гермиона ведёт взглядом по его плечам, отмечает ткань его футболки, то и дело облепляющую тело, прослеживает движения запястья. Малфой слишком долго окунает кисть в банку с краской, стоящую на середине комнаты, и ей кажется, что он и сам за ней наблюдает.
— Я, Капитан Задрот, настоящим постановляю: не бывать здесь больше фиолетовому цвету! — выкрик где-то дальше по коридору сопровождается смехом, слышимым во всём доме.
Даже во время завтрака, переживая похмелье и приятно поражаясь кулинарным умениям Гарри, эта пятёрка хохотала так, будто всё увиденное — это самое забавное, что только им встречалось. Гермиона не уверена, что когда-нибудь слышала столько смеха в убежище. А если и было такое, она не может припомнить, когда именно. Может быть, когда Фред и Джордж с хитрыми и весёлыми улыбками носились вокруг с карманами, полными всяких приколов, занятые очередными проделками? А может, когда она ещё думала, что война продлится от силы год и смертей будет совсем немного. Когда она ещё никого не убила, Драко Малфой был где-то заперт в клетке, а все эти мерзости ей встречались лишь на страницах книг.
Эти ребята смеялись так легко. Так беззаботно относились к жизни, словно она им нисколько не тяжела. Погас свет — а они начали какую-то игру. Гермиона уронила горшок — они даже не вздрогнули. Не отправились проверить, кто пришёл, когда в коридоре скрипнули половицы, не закрыли окна на ночь — они не боялись ничего. Вообще не знали войны. После обучения их две недели назад отправили в убежище, обязав заниматься доставкой. Всё, что они знали о войне, — это запечатанные папки, магглы, ветхий дом и список убитых, раненых и пропавших без вести, который для них ничего не значил.
— Грейнджер, ты выглядишь так, будто только что съела конфету со вкусом рвоты.
Гермиона так быстро поворачивает голову вправо, что хрустит шеей. Малфой оглядывает её, ставит банку с краской рядом со своей ногой и чуть подталкивает в сторону Гермионы.
— Вовсе нет. Я задумалась об аврорах.
— А.
— А?
Малфой косится на неё.
— Никто не говорит «а», при этом ничего под этим не подразумевая. Имеется в виду, например, «А, так я был прав» или…
— Тебе горько.
— Что?
Он смотрит на неё так, словно она заявила, что они красят комнату в оранжевый цвет, и её пальцы начинают подрагивать.
— Тебе горько, потому что они не столкнулись с войной. А если и столкнулись, то не слишком сильно.
— Нет…
— Ты злишься, Грейнджер, хотя не думаю, что ты в этом признаешься. У них ничего не отобрали. Ни друзей, ни семью… ни их самих. Они ведут себя так, будто это не такая уж большая важность, и тебя это бесит. Война их не особо затронула, и возможно, так и останется, и…
— Ты ошибаешься. Я рада, что им не пришлось стать частью этой войны. Рада, что им не пришлось… Не пришлось узнать её. Никто не должен этого знать.
— Пусть так, но ты всё равно завидуешь. И немного злишься, Грейнджер, и будешь злиться ещё долгое время. Как и все мы. Мы бесимся, потому что именно нам пришлось со всем этим разбираться. Именно мы всё потеряли, и с этим осознанием живём или умираем. У нас есть на это право. Мы его заслужили.
— Я горжусь… Я не горжусь тем, что натворила, но знаю: через десять лет я оглянусь назад и испытаю гордость за то, что помогла воцариться миру. Меня всегда будут тяготить принесённые жертвы или… много что ещё. Я не завидую…
Выругавшись, Малфой бросает на неё сердитый взгляд.
— Вот любишь ты всё это дерьмо.
— Прошу…
— Если ты чувствуешь это, скажи. Ты всегда юлишь…
— Только лишь то, что я не испытываю подобных чувств или не разделяю твои эмоции, не означает…
— …лицемерная видимость! Твоя бесконечная борьба за справедливость и…
— …даже так говорить! Лишь потому, что тебе не понравился мой ответ…
— …отвечаешь так, как того хотят другие, вместо того чтобы честно признаться в своих чувствах. Ты…
— …в целом… Ты не можешь утверждать, что я чувствую! Ты…
— Тогда скажи, что это тебя не беспокоит. Скажи, поклянись, пообещай мне, что они тебя не задели и что их наплеват…