Выбрать главу

Гермиона подаётся вперёд, с её палочки срывается зелёный луч, и она падает на колени: один из противников валится на землю, но над её головой пролетает ответное заклятие. Ей кажется, будто половина оставшейся у неё энергии покинула её тело вместе с наколдованным Убивающим: от плеча вниз по позвоночнику расползается странное опустошение.

Пожиратель Смерти ранен: согнувшись, он зажимает живот одной рукой, в другой дрожит его палочка. Гермиона защищается, атакует, отбивается и, стиснув зубы, поднимается на ноги. Следующая Авада наверняка выпьет все её силы, но у неё нет выбора — она одна, а в любую секунду могут появиться новые противники, которые справятся с Ослепляющим и Оглушающим заклинаниями и убьют её.

— Авада Кедавра! — кричит она, что-то впечатывается ей в бедро, и она летит спиной вперёд.

Она с треском и звуком «хах» врезается во что-то неподвижное и изо всех сил прикусывает губу, чтобы не заорать от боли: рот наполняется кровью. Она ощущает неимоверное давление, сделать вдох трудно, кожу жжёт.

Она хнычет, втягивает в лёгкие кислород и поднимает свою палочку, на случай если атака помешала ей поразить цель. В клубах дыма она замечает какое-то быстрое движение; Гермиона подтягивает ноги, стискивает челюсти, сжимает зубы и опирается на что-то за её спиной, пытаясь подняться.

Как только бело-серая дымка тает у лица появившегося человека, ей требуется мгновение, чтобы узнать его. Драко замечает её через секунду, по его щеке и шее течёт кровь, пачкая руку, в которой он держит палочку, — он отводит оружие в сторону. На краткий миг Гермионе хочется осесть на землю от облегчения, но мимолётная слабость исчезает, прежде чем она успевает её осознать.

Малфой сканирует взглядом пространство слева от них, Гермиона прицеливается…

Её дыхание клокочет в горле, зрение и слух ухудшаются, сейчас для неё существует только биение собственного сердца в ушах. Гермиона приваливается к стене, её ботинки едут вперёд, и она бы наверняка упала, не схвати её Драко за руку. Он вздёргивает её, тянет в сторону, и, споткнувшись о дерево, она утыкается ему в спину. Хрюкает от боли, которой не достаточно, чтобы заглушить грохочущие в голове слова. Моя палочка, моя палочка, мояпалочкамояпалочкамояпалочка. Дыхание ускоряется, быстреебыстрее, и Гермиону вот-вот захлестнёт истерика.

— Моя палочка, — шепчет она, опускаясь на колени около Малфоя.

Рука Драко зажимает ей рот, грязь с его ладони размазывается по её щекам. Он бормочет Дезиллюминационное заклинание, а Гермиона ногтями впивается себе в кожу. На мгновение прикрывает веки, она и не думала, что они такие тяжёлые: поднять их при звуке треска древесины нелегко.

О боже.

Она стоит не шелохнувшись, выравнивая дыхание, пока яркая вспышка, выпущенная Пожирателем Смерти, крушит беседку. Гермиона вскидывает палочку, но та бесполезна. Разломана, и совершенно бесполезна. Владей Гермиона сейчас всеми силами этого мира, всеми умениями и знаниями, превосходящими таланты противника, без своей палочки она почти что труп.

Её палочка. Именно эта. Бесполезная и безвозвратно сломанная.

Пожиратель Смерти уходит, она пялится на расщеплённый кончик, и Драко отодвигается в сторону. Она знает: ей стоит положить эту деревяшку в карман, она больше ничем не может ей помочь, но Гермиона не в силах разжать пальцы.

Ей нужна палочка. О случившемся она подумает позже. Ей просто нужно что-то, что будет работать, пусть от утраты собственной палочки кажется, будто сердце готово перестать биться. Да, вот и всё. Операции, планы действий, маршруты отступления. В случае поломки, которую нельзя устранить, необходимо искать другой путь.

Пожиратели Смерти, лежавшие на земле, пропали, а если она попытается призвать палочку какого-нибудь бойца из только что прошедшей мимо группы, нет никакой гарантии, что чужая магия её послушается, зато можно устроить Драко бой с пятью противниками.

Похоже, в этой части поместья, где они оказались, Пожиратели обосновались плотно и сформировали отряды: одни зачищают территорию, другие расширяют границы. В темноте и дыму Гермиону оттеснили от товарищей, Гарри исчез вместе с несколькими аврорами, а Драко — с Сэмом. Бросившись на крик Жабьена, Гермиона наткнулась на Пожирателей Смерти. Она понятия не имеет, где они сейчас, но не может надеяться только на Драко, пока ищет на земле какое-нибудь тело и рабочую палочку.

— Хорошо, — шепчет Драко, кажется, он с силой выталкивает слова из глотки. — Тебе надо идти.

Тебе? Не нам? Не… Он ставит Гермиону на ноги и поворачивает к двери, но она инстинктивно тянется в противоположную сторону.

Она видит, как рассвет, разбавляя и вытесняя черноту, озаряет край неба. Теперь слышно меньше криков, неистовство сражающихся притупилось, но бой ведётся всё так же яростно. Даже воздух вокруг пропитан невыносимой усталостью, но жажда победить по-прежнему сильна. Похоже, с первыми проблесками солнца она стала лишь отчаяннее: будто все они хотят предстать победителями перед ликом светила.

Ногти Драко сломаны, словно он обгрызал их зубами, и кожа Гермионы горит: возможно, даже выступила кровь, ей не обернуться, да и в темноте она ничего не разглядит, но представляет красные капли на его бледной коже.

— Я досчитаю до восемнадцати, и затем ты шагнёшь за дверь.

— Я не шагну за…

— Ты выходишь через дверь, Грейнд…

— Я никуда не пойду! Я не выйду в эту чёртову дверь! — он сжимает пальцы, его грудь, прижатая к её спине, напрягается. Гермиона чувствует, как его пот катится по её шее. — Я закричу! Богом клянусь, закричу…

— Заткнись! Заткнись и шагай! — он паникует не меньше неё, но голос его звучит тише и весомей. Гермионе приходится уцепиться за дверные косяки и упереться ногами, чтобы Малфой не вытолкнул её прочь. Она так сильно закусывает губу, пытаясь сдержать крик боли от такого обращения, что чувствует во рту металлический привкус.

Он пытается заставить её уйти. Уйти, будто ей есть дело до боли или до того, что у неё нет палочки. Будто Гермиона сможет оставить его одного.

Слышится громкий мучительный перестук, будто марширует армия или дико бьётся её сердце, но скорее всего, верно и первое, и второе. У Гермионы немеет язык, руки и ноги жжёт огнём от усилий, которые ей приходится прикладывать, чтобы не поддаваться Малфою. Боль почти нестерпима, и Гермиона знает, что не вынесла бы её, если бы не знала, что означает этот уход.

— Я не сдамся! Не сдамся, Драко Малфой! Это моё. Это. Моё! — её голос осекается, вместе со всхлипом вырывается слишком много слов. В груди ощущается такая тяжесть, словно сердце собирается сменить местоположение.

Он понимает, что от неё требует? Что просит сделать? «Позволить тебе умереть», — в её мозгу вспыхивают его злые слова, сказанные после операции по спасению Рона, и она яростно трясёт головой.

— Я, мать твою, клянусь… — задыхаясь, рычит он ей в ухо, будто говорит через дыру в горле. Он прижимается к ней, дёргает её за руки, и дрожь в его груди ясно даёт понять, что его терпение кончилось.

— Нет! — отчаянно, надломленно. Она сопротивляется: лягается и пихается, потому что если она оставит его одного… Если она оставит его одного.

— Я тебя люблю, — выдыхает он ей на ухо, и Гермиона резко втягивает воздух сквозь зубы.

Она вылетает за дверь на мокрую траву, даже не успев сообразить, что больше не прижимается к Драко. Ботинки скользят, но Гермиона умудряется сохранить равновесие и не свалиться. Она оборачивается через плечо и смотрит на него широко распахнутыми, горящими глазами. Слёзы струятся по щекам, но Гермиона не моргает. Она даже не дышит.

— Беги, Грейнджер, давай!

Её трясёт, снаружи крики становятся громче, возвращаются цвета и запахи заклинаний, реальность наваливается на измученное тело. Она вглядывается в дым и тени, как во что-то уже много раз виденное, хотя вот именно такое — никогда прежде… нет, никогда до этого.