Рон сейчас дома, восстанавливается и через пару недель придёт в норму. Такова легенда. От этой лжи Гермиону тошнит, ей хочется то ли визжать, то ли застыть без движения.
Состояние Гарри гораздо лучше, чем она ожидала. Его левая рука на перевязи, небольшие царапины покрывают правую сторону лица от виска до челюсти, четыре пальца сломано. Из-под ворота больничной пижамы поблёскивает целебный бальзам, а в районе рёбер сквозь тонкую ткань виднеется мягкое оранжевое свечение. Гермиона почему-то думала, что увидит чудовищным образом деформированное тело, скрюченные пальцы, но потом понимает: она слишком долго жила, опасаясь худшего. Магия вылечит Гарри за один-два дня. Больше всего Гермиону страшат душевные травмы.
Он берёт её руку в свою и не выпускает около часа — оба сидят в полной тишине, если не считать гула в коридоре и звука их дыхания. Гарри сначала пялится в потолок, потом переводит взгляд на Гермиону — смотрит ей прямо в глаза, — и добрых пятнадцать минут она боится моргать. Будто бы опасается, что прикрой она веки, Гарри не увидит того, что так отчаянно ищет.
— Я тебя люблю, — это его первые слова, и грудь Гермионы сковывает такая тяжесть, что хочется плакать.
Она кивает несколько секунд подряд, пока не убеждается, что при должном старании её связки смогут издавать звуки.
— Я тоже люблю тебя, Гарри. Я так сильно тебя люблю.
Гарри просит прощения за то, что Гермионе не разрешали приходить раньше, — он забыл предупредить персонал и вспомнил об этом только сегодня днём. Он заявляет, что не желает обсуждать произошедшее, и Гермиона изумлённо осознаёт, что внутри неё клокочут злые слова. Она хочет знать, почему друг не забрал её перед битвой, ведь раньше он никогда не забывал о ней, и почему на этот раз она оказалась недостаточно хороша, чтобы сражаться с ним рядом. Но сейчас не время для подобных разговоров, и она отдаёт себе отчёт в том, что подходящий момент не наступит ещё очень долго — тот самый, когда утихнет их общая боль от потерь, и появится место для её горечи.
Гарри спрашивает, к кому уже заходила Гермиона, как чувствуют себя раненые, и она, вскинув подбородок и приготовившись защищаться от возможных упрёков, сообщает, что помимо прочих навестила Драко Малфоя, — и реакция Гарри слишком отличается от той, на которую рассчитывала Гермиона. Она рассказывает, что Малфой в порядке, и взволнованно всматривается в лицо Гарри, принявшее вдруг отстранённое выражение — друг опять надолго замолкает.
Гермиона собирается уходить, и когда её ладонь ложится на дверную ручку, Гарри подаёт голос:
— Гермиона?
— Да?
— Если ты снова увидишь Малфоя… скажи ему, что мне очень жаль.
— Почему? — она недоуменно поворачивается, но Гарри отрицательно мотает головой.
— Просто передай ему.
— Хорошо.
День: 1437; Время: 10
— Гермиона, я понимаю. Наша организация перестала существовать, всё развалилось. Мы даже не знаем ни точное количество жертв, ни сколько людей оправится от ран — что уж тут говорить о сведениях о местонахождении каждого.
— Но Рон всё равно нам нужен! И все остальные пропавшие тоже! Необходимо организовать похороны, прочесать местность в поисках пострадавших и сделать много чего ещё. Но Рон там, ждёт нас! Я знаю, каково оказаться на его месте, и не сомневаюсь, моя ситуация была далеко не такой ужасной!
— Гермиона, я тоже переживаю за Рона. И знаю, что мы должны предпринять. Мы стараемся собраться снова как можно быстрее, и как только это случится, я планирую разработать операцию по спасению Рона и всех остальных. Он важен для нас, но все те, кто пропал, не менее важны для других людей…
— Я это знаю! Ты меня не слушаешь! У нас хватает людей, особенно сейчас, мы…
— Гермиона! Мы аккумулируем людей и ресурсы, чтобы сформировать несколько команд, но сделать это немедленно никто не в состоянии! У нас нет нужного количества подходящих людей, которые бы не занимались другими делами и чьё местоположение было бы известно. Мы…
— Тогда выясни, где они, Люпин! Может быть, Рон умирает, а ты, ты…
Гермиона замолкает — лицо Люпина вдруг приобретает суровое выражение. В его взгляде читается раздражение и что-то ещё — гораздо более глубинное и личное, — чего она не понимает, но чувствует. Ведь сейчас Ремус один отвечает за всё, он должен быть лучшим и сделать то, что требуется. Но он не может. Не может, потому что на войне никто не бывает хорош в достаточной мере.
— Скажи мне, что делать. Я не могу сидеть здесь. Не могу, Люпин, пожалуйста, не заставляй меня сидеть сложа руки, — шепчет Гермиона, и её состояние ничто по сравнению с тем, что испытывает он.
— Займись организацией. Определи местонахождения членов Ордена и тех авроров, что не сильно пострадали и ещё ни в чём не задействованы. Составь список имён и принеси его мне.
День: 1437; Время:14
Гарри спит, так что Гермиона навещает других раненых, к которым всё равно собиралась заглянуть.
Энтони, Тонкс, Анджелина и Эрни МакМиллан. Они выглядят гораздо жизнерадостнее, чем она ожидала, — наверное, не пропади Рон и не погибни Невилл, Гермиона бы тоже смогла проникнуться надеждой. Но сейчас она не чувствует никакого облегчения. МакГонагалл, Хагрид, Джордж и Молли Уизли уже выписались. Гермиона с опаской заглядывает в палату Драко — едва она появляется, тот окидывает её свирепым взглядом, но она это предвидела, так что не обращает особого внимания на его недовольство.
— Как спалось?
— Мне снился олень, который спаривается с рыбой. Как думаешь: мне хорошо спалось?
Гермиона морщится.
— Это отвратительно.
— Не у тебя одной богатое воображение. Хотя за эти видения сказать спасибо надо именно тебе.
— Малфой, не моя вина, что приняв болеутоляющее, ты видишь странные сексуальные сны.
— Они дают мне слишком большие дозы — в этом всё дело.
— Попроси так не делать.
— Обязательно.
Гермиона оглядывается в поисках стула, который бы можно было придвинуть к кровати, но ничего не находит. Неужели она единственная, кто навещает Малфоя? Его прикроватная тумбочка пуста — ни открыток, ни конфет — и Гермиона понимает, что, скорее всего, её догадка верна. У Драко есть приятели, но он общается с людьми в сдержанной манере, и ей начинает казаться, что, похоже, только она да Невилл могут терпеть его характер. А теперь только… она.
— Полагаю, кольцо оставила ты, — Гермиона кивает, Малфой отвечает ей тем же. Интересно, как часто он выдавливает из себя «спасибо»?
Тишина тянется так долго, что Гермиона начинает нервничать и нарушает молчание, заговорив о первом, что приходит ей в голову.
— Прошлым вечером я видела Гарри. Он попросил передать тебе, что сожалеет.
Драко прекращает отбивать ритм большим пальцем, на его лице появляется какое-то странное выражение.
— Ах вот как.
— Да. Не знаю, за что он извинялся, но… — она осекается, сообразив, что Малфой прекрасно осведомлён о причинах.
— За то, Грейнджер, что тебя совершенно не касается. И передай Поттеру, — Драко буквально выплёвывает это имя, — мне не нужны ни его чёртова жалость, ни вина. Так и передай.
Удивлённая такой вспышкой злости и ожесточением, Гермиона хлопает глазами — она обязана выяснить у Гарри, что же случилось.
— Хорошо.
Его челюсти то сжимаются, то разжимаются — кожа на висках ходит ходуном. Малфой поворачивает голову и смотрит на занавешенное окно. Из палаты Гарри виден двор больницы — откуда за Поттером не могут шпионить журналисты, но окна Драко расположены на фасаде. Наверное, Малфой ни разу не раздвигал шторы.
Она проводит с Малфоем еще минут пятнадцать в угрюмой тишине — и всё это время старается завести хоть какой-нибудь разговор, но Драко либо ограничивается короткими репликами, либо вовсе хранит молчание.
День: 1437; Время: 15
— Твой шрам исчез.
— Что? Нет. Нет, он просто стал менее заметным.
Не сводя глаз со лба Гарри, Гермиона осторожно приближается к больничной кровати, пока не убеждается, что это правда.