— Это странно.
— Да. Может быть. И вот я подумала: как же ему, наверное, тяжело. Отец погиб, зная о предательстве сына. Я имею в виду… мы же не в курсе, каким был Люциус Малфой. Он, безусловно, злой человек, но мы ведь понятия не имеем, вдруг он был заботливым родителем? Очень сильно любил Драко? Понимаешь?
Гермиона кивает и бормочет:
— Да.
Она замечает, что, занятая своим обедом, Чо на неё не смотрит. Интересно, когда люди стали беспокоиться о Малфое? Сейчас Гарри, Чо и все остальные начали за него переживать, хотя уже давно должны были заметить, что он этого достоин. Но может быть, это только она такая. Гермиона всегда во всём видела нечто хорошее, тогда как другим, чтобы это разглядеть, требовалось время.
— Он одинок, — пожимает плечами Чо. — Отец умер, друзья либо погибли, либо сидят в Азкабане. Будь ты там, тоже бы это заметила, когда он шёл обратно. Малфой знает, что он совсем один.
У него есть я — эта мысль иглой впивается в мозг, и Гермионе приходится приложить усилия, чтобы ничем не выдать своего удивления от этой внезапно открывшейся ей истины.
— Мне просто интересно, где его мать. Скрывается, её депортировали, или что-то ещё. Не знаю… Всё это было… очень грустно.
День: 1438; Время: 18
Передовица газеты пестрит заголовком «Победа!», напечатанным большим, жирным шрифтом. Ниже расположена фотография Гарри, шагающего за спинами охраны к точке аппарации в Мунго. Он кратко кивает фотографу, прежде чем один из охранников ударяет рукой по камере. В объективе мелькают ноги, стены, затем опять появляется изображение спин, и всё начинается по новой.
Гермиона вырывает из газеты две страницы, аккуратно складывает их и убирает в сумку. Вернувшись в дом на площади Гриммо, она спрячет их в своём сундуке — на память. Ей кажется важным сохранять хорошие моменты.
Она без ног падает на кровать. Гермиона проснётся через три часа — будильник уже выставлен, — и вот тогда она отыщет Рона. Пусть ей придётся всё сделать самой… Она больше не будет ждать ни секунды — ведь каждое мгновение ощущается целым безумным годом.
День: 1439; Время: 8
Люпин и МакГонагалл созывают собрание — они стоически выходят на середину министерского кабинета. Рассказывают о «финальной битве», которая оказалась совсем не финальной, приказывают всем присутствующим вернуться туда, где те находились до начала сражения, — в убежища. В воздухе чувствуется разочарование, но оно не может омрачить радость победы, которую подогревают новостные заголовки.
Прежде чем устраивать празднества, должны быть пойманы последние Пожиратели Смерти — чтобы никто не мог причинить людям вред или породить нового Тёмного Лорда. Эта война ещё не выиграна. Люпин настроен решительно: Пожиратели будут мстить, и ожидать можно чего угодно. Гермиона не знает: лица МакГонагалл и Люпина суровы так потому, что теперь, оставшись без Грюма, они оказались лидерами, или же причина в самой войне.
Гермиона отправляется обратно в убежище, заметив, что кое-кого — включая Гарри и Драко — на собрании не было, а ликование, царившее в начале, в конце сменилось усталостью. В настроении Гермионы никаких перемен нет — Драко давно предупреждал её, что именно так всё и будет.
========== Двадцать ==========
День: 1439; Время: 23
Симус, Джастин, Лаванда со своим парнем Гарольдом и сама Гермиона. Были ещё два семнадцатилетних новичка, которых убедил присоединиться Финниган, но те тихо исчезли, как только Гермиона с Симусом пробрались в новый кабинет Люпина. Кажется, до ребят вовремя дошло, что это была не совсем обычная разработанная Орденом операция, а, скорее, частное дело.
К двум часам ночи все постояльцы дома на площади Гриммо либо покинули штаб-квартиру, либо разошлись по своим спальням, и лишь тогда Гермиона и Симус смогли проникнуть в кабинет. Они за минуту отыскали на столе листы пергамента с печатями Азкабана и подписями нескольких разных следователей, в которых отмечались районы дислокации Пожирателей Смерти. В списке значилось около двух десятков пунктов — а их было всего пятеро, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: перечень не может ограничиваться двадцатью одним укрытием либо поместьем. Количество Пожирателей Смерти исчислялось сотнями, большинство из них были состоятельными людьми, склонными к эгоизму, готовыми разделять вместе со своими единомышленниками разве что общую жажду власти и страсть к убийствам. Но даже если Рон или другие пропавшие содержались где-то ещё, нельзя было не проверить уже известные адреса.
Гермиона обстоятельно подходит к решению любых вопросов, поэтому вот уже три часа они планируют свою вылазку, закрывшись в спальне с таким количеством наложенных запирающих и заглушающих заклинаний, что реши их кто-нибудь прервать, он обязательно заподозрил бы что-то неладное. У них есть сумка с портключами в различные убежища, карты и план из десяти страниц — друзья странно косятся на Гермиону, когда она анализирует его, используя шахматную доску.
К операции всё готово — насколько это возможно в данной ситуации, и едва они это понимают, их начинают переполнять энтузиазм и решительность. Они понятия не имеют, что их ждёт, к тому же их слишком мало — и по позвоночнику ползёт страх, но к этому чувству они уже давно привыкли. И тем не менее все пятеро подпрыгивают от неожиданности, а Лаванда жалобно взвизгивает, когда дверная ручка начинает дёргаться.
Они с тревогой впиваются глазами в бронзовый шар, не смея ни вздохнуть, ни пошевелиться, словно и вовсе не пользовались заглушающими чарами. По другую сторону двери воцаряется тишина, но вот ручка дёргается снова — в этот раз яростнее и будто бы раздражённее.
— Кто бы это мог быть? Все уже разошлись по своим спальням, чары наложены… Наложены ведь? — шёпотом озвучивает Лаванда общее сомнение.
— Люпин?
— Может, не стоит реагировать?
— А мы и не собираемся.
— А что, если что-то случилось? И нужна наша помощь? — спрашивает Гермиона, при этом не делая ни единой попытки двинуться. Из-за двери не доносится ни звука, пока что-то с силой не обрушивается на деревянное полотно.
— Вот чёрт!
— Спасайся! — Лаванда будто бы опять стала восьмилетней девчонкой, которую застукали родители, — она вскакивает и начинает метаться по комнате. Такого она не позволяла себе даже тогда, когда за дверью стояли Пожиратели Смерти.
— Всё прячем! — орёт Симус и тут же хватает сумку с портключами и забрасывает её в свой чемодан — захлопнув крышку, для надёжности усаживается сверху.
Гарольд демонстрирует абсолютную бесполезность, сбивая на пол шахматную доску, — можно подумать, их может выдать безобидная игра. Лаванда засовывает карты за резинку своих штанов и прикрывает их футболкой. Джастин, несмотря на понимание необходимости спрятать улики, замирает прямо посреди комнаты, подняв руки к плечам. Гермиона запихивает в свою наволочку планы, маркеры и списки.
Наверное, тот невинный вид, который они пытаются принять, пока Гарольд приоткрывает дверь, комичен. Но едва Гермиона замечает в образовавшейся щели плечо, руку и длинные пальцы, у неё снова перехватывает дыхание. Гарольд вдруг замирает — Гермиона уже почти целиком видит лицо незваного гостя: на его скулах пламенеет румянец, дыхание по непонятной причине сбито. Малфой не сводит с Гарольда глаз, и Гермиона чертыхается сквозь зубы, разглядев бьющуюся на виске у Драко жилку. Она знает, при каких ещё обстоятельствах его тело так реагирует, — но сейчас явно не они.
При этой мысли она оглядывается на своих соучастников, пытаясь оценить, о многом ли те догадались. Вряд ли нормальным является то, что парень ломится в спальню девушки посреди ночи. И судя по тому, как ёрзает Лаванда и опускает руки Джастин, они поняли достаточно. Но тут Гермионе приходит в голову вопрос: а не всё ли ей равно?
Малфой молчит целую минуту, даже после того, как Гарольд спрашивает, что ему надо. От его напряжённой позы веет угрозой. Гермиона видела его в таком состоянии только во время операций и в те моменты, когда её собственный гнев сглаживал остроту его реакции. Гарольд пятится назад, и дверь открывается достаточно, чтобы Малфой мог разглядеть сначала Лаванду, а потом и Джастина. Он резко выдыхает, его плечи медленно опускаются. Рука, стиснувшая палочку, постепенно разжимается, и только тогда Драко переводит глаза на Гермиону.