Пока я полз, мои несчастные штаны соскользнули к коленям, халат разошелся в стороны, и я лежал голым телом на холодящем стекле, но это не успокаивало, а, наоборот, только усиливало мои необычные ощущения. Я понимал, что снизу выгляжу нелепо, но только плотнее прижимался к скользкой поверхности.
Женщины внизу разом перестали двигаться, словно прислушиваясь к чей-то команде. Вот сейчас, понял я, должно произойти что-то; волнение и возбуждение застывших нагих женщин заставило меня изо всех сил сжать край стекла. Кажется, еще немного, и я сам разобью это проклятое стекло!
Одна из стоявших в кругу чуть двинулась вперед и, неожиданно, протянув перед собой руки, прыгнула в круг головой вперед, как в воду. Я судорожно выдохнул. Поверхность белого круга заволновалась и, как вода, пошла волной, когда она коснулась ее. Только это была не вода. Круг действительно был бассейном, но в нем... Это были миллионы маленьких резиновых белых шариков, которые сомкнулись у прыгнувшей над головой. На секунду в ценре круга возникло что-то вроде воронки, но она быстро выровнялась, и снова сверху его поверхность казалась тканью.
Прошло несколько мгновений, и следующее обнаженное тело скользнуло в бассейн. Потом еще. И еще. Зала пустела, но напряжение не отпускало меня. Я как будто вмерз в стекло. Ритуал, или что это там было, совсем не закончился, а, кажется, только начинался.
У белого края, наконец, осталась та, широкобедрая, привлекшая меня женщина. Она почему-то медлила. Я все ожидал, что сейчас и она скроется под белой икрой бассейна, и я увижу погружающиеся, как в зыбучий песок, ее спину и бедра, на секунду откровенно приоткрытые мне, как это было с остальными.
Но она не торопилась. Постояв лицом к бассейну, она повернулась к нему спиной и села на краешек. По тому, как она держала голову, казалось, что она прислушивается к чему-то неслышному мне. Я подтянулся вперед и свесил голову вниз. В зале стояла тишина. Она сидела прямо подо мной, охватив руками колени. Мне была видна ее неестественно-белая спина, почти наполовину скрытая прямыми черными волосами. Я ждал и чувствовал, что вот-вот что-то должно произойти.
На ее спине вдруг появилась черная, похожая на кляксу, точка, помедлила секунду и вытянулась вниз неровной полосой. Женщина чуть вздрогнула и прогнула спину, как бы под невидимой ласкающей ее рукой. Появилась еще одна точка, побольше, и сразу стала расплываться и стекать к прижатым к полу ягодицам. Что-то мистическое, страшное, но невыразимо сексуальное бродило в моем воображении.
Я опустил голову пониже и тут почувствовал грудью липкое и теплое. Дернувшись, посмотрел на это и все понял. В какой-то момент, вцепившись руками в край стекла, я здорово порезался и даже не почувствовал этого. И теперь не успевшая свернуться кровь, моя кровь, капала на подставленную ей белоснежную спину, оставляя на ней узоры, как трещинки.
Пролитая ли мной кровь, варварские ли символы, проступающие на этой почти неживой коже, ведьминская ли магия всего происходящего, но голова моя пошла широким кругом в сторону; мне хотелось, чтобы кровь капала еще и еще, а женщина все приближалась, и я уже видел, как опускаю руку и следую узорам крови вниз по спине... Я уже ничего не боялся, я жил в этом мире открытый и подставленный всему, а более всего этому ослепительному телу подо мной.
Вдруг что-то сместилось, сдвинулось, но не нарушило моего состояния. Женщина внизу разогнулась, медленно легла на спину, и теперь ее лицо, на подушке из примятых шариков, было обращено ко мне.
Я понял, что и она меня видит, а может быть видела с самого начала. Не знаю, было ли это лицо красивым. Я выхватывал только детали: спокойные губы, чуть разъехавшиеся груди, длинные крепкие ноги. Я шевельнул рукой, и еще несколько капель упало вниз, одна из них накрыла большой розовый круг соска. Я заерзал по стеклу: еще немного - и прыжок был бы неминуем.
Где-то далеко за моей спиной раздался скрежет, хлопок, и неподражаемый скрипучий голос произнес:
- Милый, говорила я тебе, что не вовремя ты. Вот видишь, как все получилось. Ну теперь уж что... Иди сюда, ну иди, иди, а то я боюсь там ходить.
Проклятая старуха, все в том же нелепом одеянии и парике, стояла на карнизе, а за ее спиной виднелся уютный оранжевый абажур. Перепад ощущений был велик. Я вспомнил эту старуху голой, жирную и отвратительную, подбрасывающую зад, охваченный крепкими черными руками. И почувствовал себя маленьким и грязным.
Кое-как вытер я руки о халат, встал и, пошатываясь, пошел назад. Старуха хлопотливо задергалась по комнате, достала бинт и перевязала мне обе ладони. И даже умудрилась подтянуть так и висевшие у колен штаны. При этом она все время что-то говорила, упоминала каких-то людей и события, то ли происходящие сейчас, то ли готовящиеся. Я совсем не слышал ее. Но вот она сказала что-то о Джулии, и я сосредоточился. Оказывается, меня давно ждет Джулия, беспокоится и даже собирается прийти сюда за мной, хотя... Джулия... я совсем забыл о ней, волновавшей меня давным-давно обительнице верхних этажей.
Не зная, куда иду, я оставил старуху договаривать мне в спину, и двинулся к темной дыре лифта. Хотелось ли мне попасть в тот зал к женщине с узорами моей крови? Не знаю. Слишком глубоко и неожиданно было происшедшее.
Я залез в кабинку и бездумно сел на пол. Рано или поздно кто-нибудь нажмет кнопку, и я поеду дальше. Куда? Может быть к Джулии, а может еще куда-то. Вверх? Вниз? Вбок? Какая разница.
И действительно, очень скоро в кабинке зажегся свет, она дернулась и поехала вниз. Я понял, что смутно хотел этого – там внизу был этот зал и... Но не я перемещался по Дому, из реальности в реальность, а сам Дом дергал меня с этажа на этаж, как малыш пойманную в спичечный коробок муху. Могло показаться, что меня покинуло чувство реальности, только вот никак не разобраться, какой именно.
Я опустился всего на один этаж. Сидя на полу кабины, я видел в открывшийся мне проем странную картину: как будто где-то далеко от меня, в полной темноте, горит костер. Ни стен, ни потолка не было, только костер, от которого первобытно и остро пахло жарящимся мясом. Я пошел на этот огонь, ощущая ногами настоящую влажную землю.
У костра, глядя на огонь, сидел Шутник. В огне стояла решетка с большими кусками мяса. До судорог в желудке я почувствовал, как долго ничего не ел. Но ощущение голода было притуплено и существовало вне меня, в другой реальности.
Шутник молча предложил мне сесть. Сейчас этот говорливый человек в малиновых кроссовках был грустен и молча смотрел на огонь. Я тоже уставился в огонь, размышляя, как бы угоститься куском этого восхитительного мяса.
- Вот такие дела, - произнес все-таки Шутник, - похороны провалились, Дом покачнулся и игра замерла. Так себя, наверное, чувствовали последние жрецы римских храмов.
Он перехватил мой, устремленный на мясо, взгляд и усмехнулся.
- Да бери, конечно. Только вот не знаю, придется ли тебе по вкусу человечина. Да шучу, шучу! Чистокровная баранина. Шутка. Как с прыжком в никуда. Ведь производит впечатление? Хотя, надо тебе сказать, чтобы прыгнуть спиной с такой высоты... надо твердо знать, что тебя подхватят.
Я набивал рот недожареным мясом, и мне очень хотелось спросить его, почему это Дом покачнулся и приостановилась игра. Я ведь только-только пришел к ощущению этой игры и терять его совсем не хотелось. Но и спрашивать не хотелось тоже. Какие здесь, у этого костра, в подвале, или не в подвале, могут быть обьяснения?
- Знаешь, идеи, они как женщины – привлекательны и хороши пока молоды. Да, идеи тоже дряхлеют, теряют былую упругость, и уже никого не тянет идти за ними. Кажется, наша идея перекормила грудью слишком много младенцев, и она, грудь, отвисла и съежилась. Впрочем, известно ведь, что ничто не проходит безнаказанно.