— Ладно, парень, так и будет. Я не могу гарантировать, что тебя примут, но там ты закалишься, превратишься в лезвие.
Гарри не совсем понимает, он не умён, но он верит, что если шляпа, рассортировавшая так много людей, думает, что так будет лучше, наверное, так и будет.
— Очень на это надеюсь, — шепчет шляпа. — И последнее, прежде чем мы расстанемся: Тёмного Лорда не звали Сами-Знаете-Кто. Люди просто слишком боятся произносить его имя. Он называл себя Волдемортом. До того, как он дал себе это прозвище, он был Томом Марволо Реддлом. Будь сильным, маленькая змейка.
Мгновение спустя шляпа выкрикивает название факультета, профессор МакГонагалл срывает её с головы, и весь зал окутывает неловкая тишина. Гарри быстро спешит к правому столику и садится. Все смотрят на него. Он смотрит на свои колени и надеется, что они просто перестанут смотреть на него.
После долгой паузы профессор МакГонагалл читает следующее имя в списке.
Взгляды и шепот не прекращаются.
Гарри мечтает о своём чулане.
***
Потом было пение. «Школьный гимн, кажется, очень популярен на других факультетах» замечает Гарри, однако слизеринцы только подпевают. Только один или два человека действительно поют. Рядом с Гарри другой первокурсник спрашивает, почему это так. Второкурсники хихикают.
— Я тоже задавала этот вопрос, — объясняет она — Это потому, что гимн появился только тогда, когда Дамблдор стал директором школы. Не исполняя гимн, они протестуют против него.
Гарри хочет знать, почему его дом так настроен против директора. Он кажется достаточно добрым, с его мерцающими глазами и дружелюбной улыбкой, но кто знает? Может быть, он был одним из тех Пожирателей Смерти, которые, по-видимому, поддерживали Тёмного Лорда Сами-Зна… нет, его звали Воландеморт, и, похоже, его все ненавидели. Но разве факультет Слизерин не поддерживает Тёмного Лорда? Может быть, всё наоборот, и директор — враг Тёмного Лорда Воландеморта. Это кажется более вероятным, да. Или вся эта история о том, что слизеринцы были на стороне Тёмного Лорда, неверна?
Гарри хотел бы, чтобы у него хватило смелости спросить. Но он так и не осмелился задать вопрос. То, что он знает, он узнал из книг и наблюдений. Это не должно как-то отличаться от ответа, который ему могли дать. Во всяком случае, он надеялся на это.
Затем директор произносит поистине бессмысленную речь. Гарри с облегчением видит, что, в отличие от большинства других учеников, студенты его факультета не смеются и не аплодируют. Он думает, что такая речь – он колеблется, прежде чем использовать это слово – недостойна даже дыхания, используемого для её произнесения. Если директор хотел только начать ужин, почему он просто не сказал об этом?
Та же второкурсница, что раньше, фыркает.
— Типичный Дамблдор, — бормочет она.
Значит, директор часто делает такие вещи? Как он достиг своего положения, делая это?
Но затем Гарри вырывается из своих мыслей, когда на столах появляется еда. Многочисленные блюда, больше, чем он когда-либо видел. Они все так аппетитно выглядят! Он хватает ближайшую к нему тарелку, но берёт совсем немного. Он знает, на что способен его желудок, а на что нет. Всё, что больше, чем яблоко и два ломтика хлеба или подгоревший тост, кажется роскошным. Как и предсказывалось, примерно после половины нормальной порции у него сводит желудок, и он, к сожалению, вынужден прекратить есть. Он использует время, необходимое всем остальным, чтобы съесть свою порцию, чтобы осмотреться. Он с болью осознаёт, что все его соседи по дому берут в рот только маленькие, изящные кусочки, один за раз, вместо его неуклюжего поглощения пищи. К счастью, он закончил так быстро, что другие, кажется, не поняли, насколько его поведение отличалось. Он продолжает наблюдать за тем, как они пользуются своей посудой, обещая себе копировать их манеры в будущем. Так будет проще слиться с фоном.
Он незаметно берёт вилку и хватает её так же, как это делает второкурсница. Уверенный, что он справится с этим, он пытается сделать то же самое с ножом. Затем он наблюдает за тем, как сидят окружающие его студенты, как они используют руки во время разговора, как меняются их лица. Он приспосабливается к ним, как подсказала шляпа.
Когда он убеждается, что справился с этим настолько хорошо, насколько это возможно без длительной практики, он смотрит на учительский стол. Он встречается взглядом с одним учителем в тюрбане. Его шрам начинает болеть. Он так удивлён, что почти вздрагивает. Такого ещё никогда не было. Может, это магия? Ведь шрам остался от неё. Оставалось только надеяться, что у него не будет мигрени, если он проведет долгое время в окружении магии. Рядом с мужчиной в тюрбане сидел учитель, который выглядел так, будто вышел прямо из комиксов Дадли. Он был темноволосый, одетый в чёрное, темноглазый, а также мрачный, судя по взгляду, который он бросал периодически на студентов. Гарри был бы впечатлён тем, как грациозно он ест, ни разу не отводя взгляда от студентов, но он слишком занят, успокаивая себя сравнением этого взгляда и взгляда дяди Вернона, чтобы действительно замечать это. Рядом сидел мужчина, похожий почти на ребёнка, будучи даже меньше, чем Гарри, однако морщины указывали на то, что он намного старше любого ребёнка. Маленький профессор весело болтал с профессором МакГонагалл. Рядом с ней уже сидел директор. Он выглядел добрым и дружелюбным, но, как заметил Гарри, бросал недоверчивые взгляды на стол Слизерина и особенно разочарованно смотрел на Гарри. Но когда он смотрел в другую сторону, особенно на стол в дальнем конце зала — галстуки красные? Если так, то это, должно быть, Гриффиндор — он возвращался к приятной улыбке. Гарри знал таких людей. Один из его учителей был точно таким же. Он смотрел на всех студентов благосклонно, но его глаза были полны презрения, когда он смотрел на девушку с тёмной кожей, которая сидела сзади, или китайского мальчика, сидевшего посередине класса. Он всегда ставил им оценки хуже, чем другим детям. Гарри думает, что это хорошо, что директор сам не ведёт уроков, и решает никогда не попадать в неприятности.
Рядом с директором сидит хорошо сложенная дама. Она шутит со своей соседкой, суровой старухой со шрамом на лице, у которой с собой клетка с маленьким зверьком. Рядом с ней сидит мужчина в самом необычном сочетании одежды, которое Гарри когда-либо видел. Он носит купальный халат поверх короткого бального платья. Поверх него лежит бюстгальтер, не надетый, но болтающийся на шее, как ожерелье. С другой стороны от него сидит пара близнецов, которые выглядят так, будто ведут очень серьёзную дискуссию. Рядом с ними сидит женщина средних лет, которая, кажется, очень устала от того, о чём они говорят. Она выглядит очень спортивно, с острыми, как у ястреба, глазами.
Гарри слушает второкурсницу, которая объясняет, кто все такие. Оказывается, что близнецы, которые преподают арифмантику и древние руны, любят спорить о том, какой предмет лучше, и, видя, что и то, и другое можно использовать для решения одних и тех же задач, спорят над лучшим решением, учитель с лифчиком-ожерельем, по-видимому, обучает своих учеников маггловедению, а женщина со шрамами занимается уходом за магическими существами, каждый преподает предмет, который может и будет выбран после второго года обучения. Остальные учителя — Квиррел, Снейп, МакГонагалл, Флитвик, Спраут — одни из тех, кто преподаёт даже у первокурсников. Отсутствовали некоторые учителя — Синистра, которая преподавала астрономию, и Биннс, преподающий историю. Сама природа астрономии требует того, чтобы профессор Синистра поздно ложилась спать и рано начинала работу зимой и поздней осенью, поэтому она регулярно пропускает приёмы пищи. Профессор Биннс на самом деле призрак и не нуждается в пище. Профессор Трелони, преподающая Прорицание, настолько суеверна и боится мира, что редко покидает свою башню.
Гарри сочувствует ей. Если бы он мог, он бы тоже остался в безопасном месте и никуда не уходил, и у него было это желание даже без того, что видения показали той бедной женщине.
Что он замечает только сейчас, оглядываясь в поисках выхода, так это то, что очень многие ученики пристально смотрят на него или смотрят на него с недоверием. Ученики его собственного дома либо игнорируют его, либо кажутся подозрительными. Он не возражает против этого. Лучше быть проигнорированным, чем в центре внимания. Внимание никогда не бывает чем-то хорошим.