– Какая чушь, Малфой! Мне известно, что ты не замечательный человек. Я упомянула всего лишь о вероятности, но такой незначительной, что сильно сомневаюсь, выгорит ли она вообще. И я вполне отдаю себе отчет, что у тебя были свои причины, чтобы вытащить меня от своих друзей, но вот только не надо вешать мне на уши всю эту лапшу про спасение. Хочешь вести себя как большой и грубый мужлан – твое право, но не пытайся скормить мне всю эту ерунду.
– Ты не знаешь! Ты и понятия не имеешь…
– Ты был сволочью. Ужасным человеком! Но вот ты здесь, сменил сторону, чтобы сражаться за тех самых грязнокровок, которых так сильно ненавидел. Некоторые люди уже только это могут посчитать искуплением. Я поняла бы, что ты бесишься, что тебя вчера увидели в слегка невменяемом состоянии, но…
– Не смей напоминать мне об этом! – прошипел он. – Я не был невменяемым, Грейнджер, я устал, и мне был нужен гребаный свежий воздух! Но появилась ты, сунула свой занудный нос в мои дела и что-то навоображала в своей дурной лохматой башке!
– Мне всё равно! Мне всё равно! Я не отношусь к тебе, как к проблеме, которую нужно решить. Ты мне даже не нравишься! Я не выношу тебя. И…
– Отлично!
– …я не хочу тебе помогать, или… что там по твоему мнению я делаю!
– Отлично! Тогда заткнись, оставь меня в покое и держись подальше! Прекрати задавать мне вопросы или пытаться узнать меня…
– Я не пытаюсь узнать тебя! Это вранье! Понятия не имею, с чего ты это взял, но…
– Зачем ты меня спас, Малфой? Почему ты перешел на другую сторону? По… – он противно передразнивал ее тонким голосом.
– Это закономерные вопросы! Я не спрашиваю о твоей любимой еде или о том, каким было твое детство! Я не…
– Почему ты не можешь принять тот факт, что некоторые вещи такие, какие есть!
– Потому что обычно так не бывает! Я…
– Причина не имеет значения. Важно только то, как это происходит…
– Замолчи! Ты ничего не знаешь! Ты не понимаешь, как я…
– Я понимаю, что ты надоедливая сука, которая…
Гермиона со всей силы пнула его в лодыжку.
– Меня достало, что ты называешь меня…
Он бросился на нее внезапно. Просто рванул между сидений и прижал своим телом. Гермиона удивленно вскрикнула и уперлась ладонями в его плечи.
– Слезь с меня! – дернулась назад, и его рука потянулась к ее запястьям.
Она вырвалась из захвата, прежде чем Малфой сумел крепко в нее вцепиться, и пнула его коленом в живот. Он хрюкнул и, пытаясь зафиксировать на месте, обхватил противницу рукой: та спиной врезалась в сиденье, и Малфой навалился на нее всем своим весом, уперевшись одной рукой в плечо, а второй пытаясь поймать размахивающие кулаки. Гермиона вывернулась и рванулась, а он прижал ее и сжал – крик и рычание заполнили небольшое помещение, пока они оба боролись друг с другом.
Гермиона изогнулась, исхитрилась отпихнуть Малфоя ногой и сбросить его на пол купе. Но тот оказался быстрее, чем ожидалось, и утянул ее за собой следом так, что она рухнула сверху. Его дыхание сбилось, живот напрягся, когда Гермиона врезалась в него, выбивая из легких воздух. Пользуясь моментом, она поднялась, пытаясь сесть и рукой удерживая Малфоя, но тот ухватил ее запястье, вцепился в предплечье поднятой конечности и дернул Гермиону вниз, переворачивая их обоих. Через двадцать секунд ее лихорадочных движений они застыли на полу потным и хрипящим переплетением тел.
Гермиона чувствовала каждый чужой рваный вдох; его живот прижался к ней плотнее, когда они оба выдохнули, его бедра дернулись, когда Малфой постарался перенести свой вес, а ее грудь уперлась в мужской торс, ведь надо было как-то сделать вдох. Гермиона не понимала, почему вообще обращает на такое внимание. Это же Малфой. Который, к тому же, только что на нее напал.
Она ощутила дыхание на своем лице, когда Малфой поднял голову и посмотрел на дверь, пряди светлых волос попали ей в глаза. Она сдула их, и он перевел свой взгляд на нее.
– А меня достало, что ты меня бьешь. Думаю, тебе неплохо бы запомнить, у кого палочка и кто физически сильнее тебя. Я достаточно доступно это объяснил?
– Тебе хотя бы иногда нужно спать, Малфой, – она дернулась, и его мышцы окаменели под ее пальцами.
– Ах вот что ты собираешься сделать? Хорошая девочка Грейнджер. Убьешь меня во сне?
– Конечно нет! Я же не ты, в конце концов, – она бросила язвительный взгляд на темную метку, застывшую всего в нескольких сантиметрах от ее лица. – Я отрежу тебе волосы. Полагаю, эта участь для тебя пострашнее смерти.
Малфой усмехнулся и прижал Гермиону сильнее.
– Только попробуй.
– Напади на меня еще раз и можешь…
– Напасть?
– Да, тот трюк с летающим хорьком, что ты продемонстрировал, прежде чем сбросить меня на пол…
– Вообще-то это ты стянула нас вниз, потому что я…
– Если бы ты не бросился, нам бы не пришлось…
– Ох, да возьми уже на себя ответственность, Грейнджер. Ты как обычно, честное слово. Всегда винишь кого-то еще.
– Как обычно? Да ты совсем меня не знаешь. Даже не пытайся узнать меня, Малфой. Я не злодейка и не жертва. Меня не надо спасать. Для такой хорошей и здравомыслящей девушки не нужно ни спасение, ни искупление.
Он смотрел на нее, и под его пристальным взглядом отвага Гермионы постепенно улетучивалась.
– Издеваешься надо мной?
– Немного.
– И надо сказать, плохо выходит.
Она фыркнула.
– Спорный вопрос.
– Похоже, ты не до конца поняла то, что я хотел донести.
– О, я всё поняла. Пока Малфой не спит, он – большой сильный парень. Все предельно ясно, мистер Тестостерон.
– Я могу тебя…
– Да знаю я. Ты же меня чуть не задушил, помнишь? – сухо откликнулась она.
– Ты не затыкалась…
– Отличное оправдание.
– Я был зол. Потерял контроль. Твоих визгов было достаточно, чтобы тридцать Пожирателей Смерти явились за нашими головами, и тогда бы нам обоим не поздоровилось. Все мои мысли были только о том, чтобы выжить. Я и так наполовину рехнулся, а ты меня совсем добила. Но я отдавал отчет в своих действиях. Хотел тебя напугать и не позволил бы тебе потерять сознание.
– Это было извинение, оправдание или всё сразу?
– Ни то, ни другое.
Гермиона хмыкнула и Малфой усмехнулся.
– Я не собираюсь делать это снова.
– Если честно, то я и не сомневалась.
– Хорошо.
– Отлично.
Малфой оттолкнулся и приподнялся, и Гермиона быстро из-под него выбралась.
Но ощущение его тела осталось.
========== Шесть ==========
День двадцать первый; 13:13
Малфой ушел в себя. Такое его состояние Гермиона называла «Сумасшедший Малфой». Временами он был собой: нормальным и вредным. Иногда – почти хорошим. Но бывали моменты, когда ее вынужденный попутчик становился странным. Тихим, задумчивым и потерянным. И именно тогда Гермионе приходилось чем-то его злить, чтобы заставить вернуться.
Было ясно, что он опять погряз в своих мыслях. Гермиона не была уверена, о чем именно он задумался, но учитывая то, кем Малфой был и что делал, наверняка существовало множество вещей, о которых даже знать не хотелось.
Выражение его лица казалось безжизненным. Да таковым было все его тело: даже то, что Малфой дышит, едва угадывалось. Словно ему требовалось время на восстановление, перезагрузку. Будто машине, – что являлось уместным сравнением, принимая во внимание то, как он себя вел большую часть времени.
Ему не нравилось, если Гермиона в такие моменты обращала на него внимание. Предпочитал, чтобы она с ним не разговаривала и даже не смотрела в его сторону. А если не слушалась, – злился и раздражался в течение нескольких дней. Словно Гермиона вторгалась во что-то личное, хотя в некотором роде так оно и было.