Гермиона окинула себя внимательным взглядом, но оценить платье в полной мере не смогла: мешали мысли о засунутом в ребра животе. И возможно, дело было именно в том, что пропорции тела оказались нарушены, но нет. Гермиона совсем себе не понравилась. Кислород едва поступал к голове, и пришлось прижать ладонь к стене, чтобы сохранить равновесие.
Попытавшись дотянуться до шнуровки, Гермиона обнаружила, что с трудом может коснуться узла. А десять секунд спустя поняла, что не может дышать, и начала обеими руками дергать корсет. И было уже плевать, что можно испортить платье: ей был необходим воздух! И вот где эта женщина, когда она так нужна? Господи, неужели никто не видит, что Гермиона задыхается?
В примерочную отрывисто постучали, и пришлось сделать шаг, чтобы сказать консультанту немедленно идти сюда, но тут Гермиона поняла, что у нее началась гипервентиляция. Она захлебывалась глубокими рваными вздохами, втягивая воздух в легкие как ненормальная. И никак не могла остановиться.
Дверь распахнулась так резко, словно эта идиотка решила, что посетительница заперлась, но Гермиона была только рада тому, что продавец тоже начала нервничать. Пока не сообразила, что перед ней стоит вовсе не ее мучительница, а тот, кого она меньше всего хотела видеть в эту минуту. Вот только этого не хватало. Малфоя, который сейчас имел возможность лицезреть ее в полной красе: издающей звуки разъяренной ослицы, да еще с почти вывалившейся наружу грудью.
Кровь прилила к щекам, делая лицо бордовым. Одной рукой Гермиона обмахивалась, другой все еще пыталась растянуть шнуровку.
– Что? Что случилось? – судя по всему он осмотрелся и убедился, что в комнате нет других Пожирателей Смерти, кроме него, и теперь пытался понять, почему Гермиона себя так ведет.
И, похоже, сообразил, потому что шагнул к ней прежде, чем та дернула корсет и прохрипела:
– Я хххрррр умираю.
Малфой схватил ее за плечо гораздо сильнее, чем было нужно, и развернул к себе спиной, от чего Гермионе стало только хуже, учитывая головокружение и нехватку кислорода.
Она пошатнулась и чуть не рухнула на пол, когда Малфой, вцепившись в ее руку до синяков, – сомнений в этом не было, – дернул Гермиону вверх. Она совсем не ощущала, чтобы он что-то делал, но ее внутренности вдруг перестало стягивать, и Гермиона никогда еще не была так рада своему животу. Волной накатило облегчение, и от этого ощущения она покачнулась.
Пришлось закрыть глаза, чтобы сосредоточиться и выровнять дыхание, хотя истерика и паника все еще ее не отпустили. Вдруг невыносимо захотелось плакать. Но тут она услышала Малфоя. Ох, сначала она его почувствовала. Явственно ощутила, как содрогается его грудь, а рваные выдохи опаляют кожу на ее шее.
Он смеялся. Этот… этот… ублюдок. Этот ужасный, отвратительный, самый невыносимый в ее жизни придурок смеялся над ней и ее состоянием!
– Умираю? Ты что, на полном серьезе мне это сказала?
Будто ничего смешнее он никогда не слышал.
Она вспыхнула.
– Я задыхалась!
Он засмеялся сильнее и, судя по всему, наклонился, потому что его волосы мазнули Гермиону по шее и плечам.
– Это… блестяще.
Гермиона дернулась вперед, пошатнулась и развернулась. Вцепилась пальцами в корсет, чтобы тот не свалился, и заодно пытаясь унять сумасшедшее биение сердца.
– Как это низко! Ты смеешься над моим несчастьем! Ты…
На пороге возникла продавец и что-то затараторила, чего Гермиона не могла понять. Хотя по ее выражению лица всё и так было ясно. Малфой тем временем успокоился и теперь ухмылялся, как последний засранец. Его щеки от смеха порозовели, а глаза горели, и Гермионе очень хотелось врезать прямо по этой улыбающейся физиономии.
– Всё в порядке, – попытка улыбнуться продавцу провалилась: губы отказывались растягиваться.
Потому что всё было совсем не в порядке.
Женщина говорила и говорила, затем развернулась, махнула рукой и, кивнув, пошла прочь, продолжая что-то бубнить себе под нос. Гермиона посмотрела на Малфоя и прищурилась, заметив, как его усмешка превратилась в улыбку.
– Мне надо одеться.
– Постарайся себя не задушить.
Раздув ноздри и выдавив саркастическую улыбку, Гермиона вытянула руку, чтобы выпихнуть его вон из кабинки. Малфой поймал ее ладонь и цокнул языком.
– Мы уже говорили об этом, помнишь? – его голос звучал лениво и снисходительно. – К тому же тебе следует быть со мной полюбезнее. Я только что спас тебе жизнь. Снова.
– Ах да… Надо было кого-нибудь впечатлить, например ту женщину, или опять всё дело в Гарри Поттере? Тебе же нужно очередное эгоистичное объяснение.
Его игривое настроение испарилось быстрее, чем она поняла, что произошло. Он выпустил ее руку, разгладил рубашку и холодно кивнул.
– Долг волшебника, не так ли?
И не дождавшись ответа, вышел. Дверь за ним захлопнулась.
Он ждал снаружи у магазина со свертком в руках, который пихнул ей, как только Гермиона вышла на улицу. Та окинула Малфоя неприязненным взглядом, прежде чем заглянуть в пакет. Укоризненно оглядела его содержимое и подняла глаза на Малфоя, который уже шел вниз по дороге.
– Это что, шутка? – он не ответил. – Ты его купил?
– Конечно же нет. Извинения от той леди за твой панический приступ.
– И она мне дала ту же самую вещь?
– Ты очень эмоционально отреагировала.
– Причина была плохая, – Гермиона покачала головой и, закрыв пакет, побежала следом за Малфоем.
Пятнадцать минут они шли в полной тишине, и когда ждали нужного сигнала светофора, Гермиона не выдержала.
– Спасибо, – это должно было быть так просто, но всё было совсем, совсем наоборот.
Малфой ничего не ответил.
День тридцатый; 3:07
– Мне приснился странный сон, – прошептала Гермиона, и Малфой зашевелился на соседней кровати.
Она знала, что он не спал, хоть и почти не двигался, а на часах было 3 часа утра.
– Луна должна была врезаться в Землю. Она надвигалась всё ближе и ближе, и никто не мог ее остановить. Не могли помочь ни маггловские технологии, ни магия. Сначала люди выстроились рядами, а потом прятались в ванных комнатах, в спальнях, бомбоубежищах, надеясь выжить. А некоторые стояли на улицах и смотрели. Ждали конца света.
Малфой молчал, и Гермиона засомневалась, стоит ли ему рассказывать дальше о том, что Луна оказалась кораблем пришельцев. Ведь это звучало смешно. Это было смешно, а Малфой был совсем не тем человеком, с которым можно делиться своими сумасшедшими снами.
– Где находилась ты?
– Что?
– Ты спряталась или смотрела?
– Я вышла и собрала всех своих друзей и тех людей, которых смогла, и привела их в Хогвартс. Я ждала в гостиной Гриффиндора, что будет дальше.
– Значит, ты выбрала выживание, для себя и своих близких.
– Да… Наверное.
И он тоже был там, сидел на диване у огня. Все ее знакомые просто с ума посходили, когда его увидели, а он просто смотрел в окно и молчал.
– И… что было дальше?
Гермиона перестала комкать край одела, подтянула его повыше и повернулась на бок, чтобы посмотреть на едва угадываемый силуэт на его кровати.
– Ты хочешь услышать остальное?
– Я же спросил, разве нет?
День тридцать второй; 17:14
Гермиона очень сильно нервничала. Переживала, объявится ли Оскар, как он на них отреагирует, и сможет ли Малфой найти способ попасть внутрь. Усугублялось всё раздражением от того, что ей никак не удавалось зашнуровать корсет. Промучившись с ним уже около десяти минут, она заводилась все больше и больше. Было жарко: Гермиона вспотела, покраснела, а ее волосы постепенно теряли приличный вид.
Она прислонилась спиной к столешнице, чтобы успокоиться, прийти в себя и полностью признать свое поражение. А это было нелегко. Она бы не надела эту чертову тряпку, если бы та не досталась ей бесплатно, – к тому же это было лучше, чем носить ворованное платье. У Гермионы не было выбора. До этого она смогла убедить себя, что взять что-то в магазине было необходимостью для спасения мира. В конце концов, они же ищут крестраж, который приблизит падение Волан-де-Морта. Так что по всему выходило, что от ее воровства зависело благополучие общества.