– Ясно.
– Ясно, – она кивнула, и он прошел мимо нее. А Гермиона поняла, что Малфой тоже знает.
Должен был знать. И наверняка решил, что она подслушивала под дверью, как какая-нибудь извращенка. Или что она ханжа, которой становится плохо при мысли о том, что кто-то может сам себе доставлять удовольствие. А это было не так, потому что она всегда дружила с парнями больше, чем с девушками, а уж они-то время от времени вели себя неприлично, так что в такой ситуации не было ничего нового. Она никогда не заставала своих друзей за подобным, но не думала, что это бы так ее взволновало. А всё потому, что это Малфой. И это было так… интимно, и… и… Она не знала, в чем дело, но с ней творились странные вещи. Странные вещи, с которыми не стоит иметь дело ранним утром или хоть как-то связывать их с Малфоем.
Когда она вышла из ванной комнаты, Гермиона не сомневалась, что он не спит, и ступала аккуратно, но ботинка на ее пути больше не было. Вернувшись в тепло кровати, остро почувствовала Малфоя в темноте. Его присутствие, его бодрствование. И каждый раз, закрывая глаза, она слышала у себя в голове те звуки и видела либо его, стоящего в дверном проеме, либо же выдуманные ею образы.
Между ног стало некомфортно, но Гермиона лежала не шелохнувшись. Это все потому, что у нее очень давно не было секса, а она ведь не была бесчувственной. Любая нормальная здоровая женщина отреагировала бы на подобную ситуацию. Но если бы Гермиона что-нибудь сделала… скользнула рукой за пояс штанов и сконцентрировалась на кружившихся в голове мыслях, тогда это бы что-то да значило. Она будто бы признала что-то, в чем сама не была до конца уверена. Это было бы подобно проигрышу ему. А Гермиона когда-то давно пообещала себе, что такого никогда не будет.
Поэтому она просто лежала, пока ее не сморил сон.
День пятьдесят шестой; 15:42
– Что, черт возьми, ты делаешь?
Гермиона подпрыгнула, поворачиваясь, чтобы посмотреть на говорившего.
– Мммм… смотрю в окно?
– Ты ушла.
– Да, ушла. Удивительная наблюдательность.
– Грейнджер, ты в курсе, что в случае чего, даже не сможешь себя защитить?
– Я не могу все время сидеть в комнате! Мне скучно одной, а ты вечно исчезаешь.
– А когда появится Пожиратель Смерти и заметит тебя, как ты будешь обороняться? И когда умрешь или будешь корчиться под пытками, ты задашься вопросом, почему была такой дурой и ушла из комнаты?
– Эй, почему тебя это волнует? Я уже достаточно взрослая, чтобы принимать решения, так что отвали, – она моргнула, гоня прочь мысль, что сейчас говорит так же, как Рон.
– Меня не волнует, если ты попадешься, Грейнджер, но делай это в одиночестве. После стольких дней, что мне приходится тебя терпеть, и, прежде всего, ради того, чтобы мои поступки в том здании не были напрасны, – ты возвращаешься в Англию со мной. А вот потом можешь идти на все четыре стороны и влипать в любое дерьмо, какое захочешь. Но я к этому больше не буду иметь никакого отношения, поняла?
– Тебе придется смириться с этим, Малфой. Я не буду постоянно сидеть в этой комнате…
– А я не говорил, что ты должна…
– Нет, конечно же нет. Просто велел мне никуда не выходить одной, а вот когда уходишь ты, то даже слова не говоришь. В большинстве случаев пока я все еще сплю…
– Это не приглашение. Поднимай свою задницу и иди, если…
– Я устала от тебя, – Гермиона фыркнула и прошла мимо него, чтобы положить конец препирательствам.
Она не сделала и пары шагов, когда ее резко дернули назад, лишая равновесия. Она упала предположительно на Малфоя, и прямо перед ее носом промчался велосипедист – парень что-то прокричал, но даже не сбавил скорость.
Гермиона резко выдохнула и снова вдохнула, когда над ухом раздался голос:
– Продолжай в том же духе, Грейнджер. Это же очевидно, что ты сама можешь о себе позаботиться, – его грудь, прижатая к ее спине, вибрировала, а волосы пахли их шампунем из хостела.
Его рука соскользнула с ее плеча, и Гермиона почувствовала легкие прикосновения к пояснице. Наверное, она зацепилась за его ремень, когда Малфой рванул ее на себя. Не было бы преувеличением заметить, что Гермиона и так была достаточно неловкой, но когда в дело вмешивался Малфой с его рывками и дерганьем, все становилось только хуже.
– Следующим шагом я бы уже прошла его.
Малфой хмыкнул, и Гермиона отступила подальше от него и его самодовольства. Иногда она действительно его ненавидела. Прямо руки чесались врезать ему по морде.
Она хотела немного осмотреть город, но теперь от этого желания не осталось и следа. Вместо этого она побрела обратно в хостел, а ее надзиратель пошел за ней следом на некотором отдалении.
Придурок.
По возвращении в комнату, она не обращала на него внимание до тех пор, пока не увидела, что Малфой принес какой-то пакет. Который она не заметила раньше. Теперь ее врожденное любопытство не давало покоя. Скорее всего, Малфой это понял и специально дразнил Гермиону, намеренно пошуршав полиэтиленом и оставив сверток на видном месте. Да еще с таким видом, будто совершенно… Она злилась на него, а значит, могла думать всё, что заблагорассудится.
Гермиона продержалась один час и три минуты. Ровно до того момента, как Малфой вынул из пакета пачку бумаги, предположительно для оригами, а там еще что-то осталось. Именно тогда она и не выдержала.
– Что ты купил? – он закусил губу, загибая край листа. – Кроме бумаги.
Он кинул взгляд на Гермиону, посмотрел на свой лист, на сумку и затем снова перевел глаза на бумагу. Откашлялся и сделал еще один сгиб, прежде чем встать из-за стола. Схватив пакет, бросил его Гермионе на кровать – точнее на край, откуда тот тут же свалился на пол.
Она знала, что там, еще когда только поднимала сверток, но всё равно сомневалась, пока не вытряхнула содержимое на матрас. Книга. Толстая, интересно выглядящая книга. Девушка окинула ее жадным взглядом, прежде чем поднять глаза на Малфоя.
Тот снова откашлялся, переступил с ноги на ногу и чувствовал себя явно неловко. Гермионе же казалось, что он выглядит восхитительно… совершенно не по-малфоевски. Наверное, это было впервые, когда он делал что-то для кого-то другого, а не для себя… нет. Нет, это слишком грубо, она не будет никого осуждать, особенно учитывая то, что ему пришлось потрудиться, чтобы раздобыть ей этот талмуд. Лучше этого мог быть только билет до Англии.
Она улыбнулась ему. Так широко, что Малфой выглядел слегка ошарашенным.
– Я давно ничего не читал, а сегодня что-то появилось настроение… Это было лучшее, что они смогли мне предложить. Это о немом мальчике… И я подумал, что ты бы могла чему-нибудь научиться, прочитав ее, – он пристально посмотрел на Гермиону и вернулся на свое место.
Она продолжала улыбаться.
– Спасибо.
– Ага.
– Это оче…
– Грейнджер, ты же знаешь, я не делаю ничего, если мне нет от этого выгоды. Поэтому в конце концов… заткнись и читай. Ты должна занять свой огромный мозг хотя бы на несколько часов. Если только я не самый последний неудачник.
Она продолжала улыбаться.
День шестьдесят первый; 21:10
– Всё должно быть в равновесии.
– Что?
– В равных пропорциях, Грейнджер. Это как… как прыжок в воду. Да. В бассейн. Когда ты ныряешь, то вода вытесняется из него… выталкивается наверх. И таким образом уравнивается. Вытесненная вода равна массе твоего тела. В мире всё так же. Ну или подразумевается, что так.
– Малфой, какое это имеет отношение к личностному развитию?
– Не смейся. Я серьезно. Это то же самое и действует по тому же принципу. Если ты… Вот смотри: представь, что ты действительно боишься. Если в твоей жизни много страха, тогда должно быть и много безопасности. Должно быть что-то, что всё уравновесит. Как масса тела и вода. Потому что если вода не подстроится под твое тело, ты врежешься в поверхность, будто в асфальт. И если в твоей жизни много страха и нет безопасности – это как встреча с асфальтом. Ты становишься нервным, подозрительным, ненадежным параноиком. Так формируется твоя личность.