Капли воды больно били его по лицу, которое сам подставил, а после с чувством выполненного долга, они скатывались по его угловатому подбородку, задерживаясь там по одиночке. Его спина и мышцы пресса напряглись, напоминая лист металла. Косточки на бёдрах собирали на себе небольшие озёра из капель, которые при любом движении срывались вниз, как суицидники с обрыва. Красиво и необратимо. Кожа приобретала ещё более болезненный белый оттенок и покалывала, губы синели и дрожали.
Живой мертвец.
Малфой повязал банное полотенце на бёдрах и склонился над умывальником, смотря на своё отражение в зеркале. По платиновым волосам, которые потемнели на тон, стекали капли, закрывая ему обзор. Медленно, красиво, прохладно. Косые мышцы живота отчётливо виднелись и говорили о хорошей физической форме. Парень сжал пальцами холодный мрамор умывальника и устало впился серыми глазами в зеркало.
Отражение насмешливо глядело на него в ответ. Фиолетовые круги под его глазами слишком сильно бросались на фоне бледной кожи, тонких губ и острого подбородка, они занимали семьдесят процентов его лица. За эти пять лет он постарел лет на пятнадцать. В душе давно настала вечная зима. Злой непростительный январь. И к чёрту всё, если бы не одно «но». Причина, которая заставляет его каждый день открывать глаза и проживать своё отведённое время. Время в надежде что-то исправить.
Время жить и время умирать.
Драко надел чёрный костюм, ставший ему второй кожей, и вышел из спальни. Мэнор встретил его привычной пустотой и прохладой. Портреты ещё спали, тихо посапывая, только некоторые шёпотом перебрасывались редкими пустыми фразами. Шёл гордо, уверенно, величественно, излучая собственную важность, но на самом деле в его спине была металлическая спица. Ему определенно так казалось, родители старательно её вживляли в него год за годом. Она была вторым ребёнком и росла вместе с Драко, с каждым прожитым годом спица становилась плотнее и выше, а он — ровнее и надменнее. Вечная спутница тупой изнуряющей боли. Хоть кто-то с ним навсегда.
Малфой размеренным шагом преодолел поворот, несколько лестниц и зашёл в восточную столовую. Эльфы уже накрыли на стол, будто на торжество. Собственные похороны считаются торжеством? Вероятно, что для него да.
— Блинки, — Драко отодвинул стул и присел в ожидании эльфа, он тут же материзовался со сопровождающим хлопком и низко поклонился хозяину. — Весь этот стол лишний, через пару минут прибудет Блейз в восточной гостиной, проведи его в южную и накройте там на двоих. Всего лишь кофе, несколько тостов и сок. А здесь уберите всё.
— Да, хозяин, — существо дрожало вслед за своим голосом, сжимая своими маленькими ручками простыню, в которую был одет. — Я могу идти или у хозяина Драко есть ещё пожелания? Блинки сделает всё, что пожелает хозяин Драко!
— Нет, это всё. Можешь быть свободен, — Малфой даже не посмотрел на эльфа, когда он снова растворился в воздухе после очередного поклона. Драко закинул в рот пару виноградинок и встал изо стола.
Южное крыло было более светлым, оно было пятном на Малфой-Мэноре. Белой вороной в его архитектурном строении, потому что им занималась Нарцисса. Именно поэтому это единственная часть поместья, где может дышать, не чувствуя цепких лап тьмы на своёй хлипкой шее. Тут преобладали тёплые пастельные оттенки: беж, кофейный, нежный персиковый и немного пудрового розового. Эта местность будто сама себя отделила от всей грязи на территории участка родового поместья. Провела чёткую светлую грань.
Грань, где не чувствует приступ кашля, который разрывает его лёгкие. Он не падает здесь на колени и не пачкает пол кровью, стекающей из приоткрытых губ. Это крыло вообще не видело ни капли жестокости и насилия. Даже когда тут обитал Волдеморт со своей сворой пожирателей смерти, то они и близко не подходили к этой части здания.
Оно будто отпугивало их своим светом и чистотой, ранило их мёртвые
разлагающейся сердца невидимыми лезвиями света, который они не могли вынести на своей трескающейся болотной коже. Драко сам боялся очернить это место, считая его святилищем матери, но оно, как ни странно, его принимало. Он считал, что из-за родовой магии и связи. Хотя Люциусу там было некомфортно, даже домовиков отсылал в Южное крыло, чтобы они позвали или переместили к нему Нарциссу. В этом месте его мать пряталась от реальности. Теперь это делает он.
— Малфой, — дверь гостиной отворилась и в неё прошел мулат вальяжной плывущей походкой. Он учтиво слегка кивнул в знак приветствия, а после переместился на диван.