Выбрать главу

— Что ж не уходите? Разве не вы пару минут назад отчаянно шептались, что вам нужно выбраться отсюда?

Девушка настолько резко обернулась, что почти сделала всю работу за других и чуть не свернула себе шею. На последних верхних ступеньках сидел мужчина, в слабом освещении ей не удавалось его достаточно рассмотреть, но она была уверена, что это очередной пёс. Послышался жуткий низкий смех со стороны неизвестной комнаты, откуда вышел ещё один мужчина. В нём уже точно узнала Роули. Гермиона, сцепила зубы, от злости и страха, как бы не старалась быть сильной — ей было страшно.

Никто не нападал. Это было похоже на дешёвый вестерн, который она никогда не любила. Спиной продолжала делать микроскопические шаги в к двери, аккуратно подталкивая и Луну. Неизвестный мужчина громко хмыкнул и с высоты бросил какой-то предмет прямо за их спины. Грейнджер не успела обернуться, как взрывной волной её откинуло вперёд, она лишь успела заметить, как волосы её опередили, а после  — снова пол и снова синие колени.

— Arresto Momentum, — проговорила Гермиона, тяжело, но быстро поднимаясь  на четвереньки. Роули, шедший к Луне, которая улетела ещё дальше неё, замедлился. — Expelliarmus.

Его палочка легко и плавно вылетела из его рук. Грейнджер практически возрадовалась, прощупывая свои покалеченные рёбра, осталось лишь его оглушить и связать. Девушка только направила на него вновь свою палочку из виноградной лозы, как её резко схватили за волосы. Слёзы без стеснения затянули всё блеклой пеленой, а она ойкнула, неосознанно схватившись за руку обидчика, чтобы отделаться от него.

Наконец соленоватые капли медленно покатились по щекам и она смогла видеть. Теперь, когда ей ничего не мешало, а его лицо было в несколько дюймах, Грейнджер увидела. Увидела необычайно глупое и квадратное лицо Гойла младшего. Это как его должна была помотать жизнь, что Гермиона приняла молодого парня за взрослого мужчину? Его лицо было перекошено больной радостью, как у совсем маленького и бестолкового щенка.

— Достаточно повесилилась, сука безродная? — его губы растянулись в улыбку, ещё более тупую и уродливую, чем он сам. Грейнджер только собиралась ответь, как почувствовала, что весь воздух моментально вышёл из лёгких, а лоб встретился с деревянным полом. Последний тусклый свет, да и тот померк.

Вечная темнота злорадно усмехнулась, забираясь ей под веки. Спи и не просыпайся. Веки налились свинцом. Тяжёлым, качественным, неподъемным. Всё потеряло смысл, если его имело. Пустота ласково, подобно матери, обнимала её, поглаживая по спине и волосам. Холодные зябкие колючие прикосновения считались родными и такими правильными, даже мысли не возникало, что это не так. Тихий убаюкивающий шёпот срывался из пустого чёрного рта, убеждая её остаться тут. Остаться с ней навсегда, в этих ледяных и устрашающих объятиях. Гермиона нахмурились, когда начала чувствовать, что ей перестало это нравится, теперь ей было до жути страшно.

Она расцепила руки, но темнота её не отпускала, продолжая обнимать и гладить, но теперь девушка ощущала, как длинные острые шипы врезаются ей под кожу с каждым движением. Они входят так глубоко под эпидермис, что практически протыкают органы, не обращая внимания на препятствия в виде подкожного жира и мяса. Шатенка чувствовала, как они щекотно касаются её рёбер.  А потом резкий рывок вниз и... Её распарывает.

Словно со стороны Грейнджер наблюдает, как начинает крошиться. Её вертикально располосовало. Внутренние органы первыми обрушиваются вниз, образовывая своеобразную перину. Кишки падают так, будто образовывая гнездо, в которое поспешно летит печень, селезёнка, поджелудочная, желудок. Почки вываливаются за пределы и небрежно скатываются вниз. Её рёбра, руки, ноги, голова складываются, как карточный домик. Всё это месиво неожиданно начинает бурлить, пениться и закипать, пар и запах исходит такой, что, имея физическую оболочку, она бы уже раскинулась на полу, не сдерживая рвотные позывы и частые сокращения желудка. Но он лежит в той куче. Гермиона там вся. Мерзкая грязная жижа.

Что с тобой?

Грейнджер приходит в себя и жалеет об этом, голову будто прорубили топором на две части. Когда карие глаза медленно и тяжело распахиваются, то искры из них летят прямиком в виновника. От исходящей боли, она сжимает руки в кулаки, чувствуя кожей острые ногти, боль продолжает стучать молоточком по вискам, а периферическим зрением замечает жирный засохший подтёк тёмной крови. Этот урод раскроил ей лобную долю. Девушка заранее закусывает губу, как солдаты железную ложку, и пытается подняться. Холодный пол остужал и притуплял, но нельзя было терять время.