— Ну что там? — Драко остановится около постели, чуть отступив в сторону, чтобы не закрывать собой лунный свет. Он так аккуратно касался уже чистого лица Гермионы, но у него в памяти надолго отпечатался кровавый подтёк, заливший всё её лицо. Он повёл плечами, пытаясь сбросить эту картинку перед глазами. — Она же не умрёт прямо в моей постели? Французское постельное бельё жалко, ручная работа всё-таки.
Блейз незаметно сделал движение палочкой между заклинаниями и отвесил Малфой слабый магический подзатыльник. Драко усмехнулся и потёр затылок, взъероша непослушные волосы. Несколько склянок опустились с тихим стуком на прикроватную тумбу, а Забини устало рухнул в кресло поблизости. Ему была нужна минутка перерыва после долгой сконцентрированной работы.
— Ты как всегда само очарование, Малфой, — Блейз прикрыл карие глаза и начал массировать пульсирующие виски. Драко молча ждал. Именно уважение к Забини, как к профессионалу, а после, как к другу, заставляло его держать язык за зубами. — У неё была раздроблена лобовая кость в двух местах, перебиты два ряда нижних рёбер и внутреннее кровотечение. Не говоря о последствиях круциатуса. Центральная нервная система… Как бы помягче, находится в таком шоке, что я даже не уверен пройдут ли эти хаотичные непроизвольные движения конечностями.
Малфой не издал ни звука, только слишком громко выдохнул. А после послышалось, как скрипят его зубы. Гойл всегда был мразью, даже с девушками. Весь в своего папашу. Отвратительные гены содержались даже в «чистой» крови. Тупое животное.
У Гермионы периодически дёргались то руки, то ноги. Будто через её тело пускали волны электрического заряда. Пальцы сжимали мягкое одеяло, а ноги, как по воле волшебной палочки, вытягивались во всю длину и застывали в несгибаемом положении. Блейз что-то продолжал бурчать о том, что она не выгибается так ещё в позвоночнике и это, безусловно, плюс. Малфой только хмыкнул. Неженка.
— Благодаря тебе и тем пазлам, которые я из тебя собирал, у меня предостаточно опыта, чтобы справиться с этим. Но за неё я не ручаюсь.
Забини кивнул в сторону мёртвенно-бледной Грейнджер, её хоть сейчас можно класть в гроб. Малфой проследил за его взглядом. Не было видно ни единого признака того, что она ещё жива. Чтобы разглядеть мирные и относительно низкие движения грудной клетки нужно подходить практически вплотную, что ему крайне не хотелось делать. Драко лишь кивнул и поджал губы.
— Ничего, выкарабкается. Ей столько лет пришлось провести в постоянной опасности из-за своих остолопов, что Грейнджер уже другого пути не знает. А если нет, то на один плод вырождения станет меньше.
— Ты либо начни верить в то, что говоришь, либо прекрати чесать языком. Я сюда примчался посередине ночи с настроем снова вытаскивать тебя с того света, пытая удачу в который раз. Но ты понимаешь, что ни она, ни я не вечны? Ты — тем более.
— Ты знаешь, почему я это делаю, — Блейз неохотно качнул головой, поднимаясь с кресла. — И я пережил всё снова, если у меня была бы хоть сотая доля уверенности в том, что это поможет. Поэтому закрой рот и спасибо, что пришёл, — он замолчал, но после всё-таки дополнил. — Что всегда приходишь.
— Не за что.
Забини собрал все свои склянки, за исключением некоторых, и покинул комнату. Драко, недолго думая, опустился в кресло, где до этого сидел друг. Малфой знал, что Блейз на него не в обиде, ведь тот всё прекрасно понимал. Драко действительно думал над тем, как много делает для него Забини. Да и ещё в большинстве случаев делает это молча. Зная Блейза, можно понять насколько тяжело ему что-то делать молча, особенно, когда ему есть что сказать. А ему всегда есть что сказать.
Голова начинала трещать и покалывать. Третьи сутки, в которые Малфой спал около двух часов за весь период, достаточно пагубно сказывались на его координации, рефлексах и мозговой деятельности. Через час или около того настанет рассвет, тьма летом слишком быстро прощалась. Ему было непривычно. Уже в самом начале горизонта можно разобрать нежный светло-розовый оттенок. Луна по-прежнему оставалась на небосводе, лишь немного сменив траекторию.
Драко заставил себя оторвать взгляд от большого окна и перевести его на Гермиону. Просто, чтобы убедиться, что Грейнджер жива. Конечно она такой будет. Кажется, что маггловские корни сопротивляются своему уничтожению. Забавно. Крепкий орешек эта Грейнджер, однако. Подстать мальчику, который никак не сдохнет и рыжему, у которого всегда есть замена, если помрёт. В семье Уизли столько детей, что они давно перестали их считать. Одним больше — одним меньше.