Боулз заговорил:
— Галлахер, я думал, ты не пойдешь в клуб.
— Я туда и не ходила.
— Значит, ты успела напиться где-то в другом месте, потому что я не Гуди.
— Знаю. — Она засмеялась. — Я случайно услышала разговор строевого командира и Гастингса. Они говорили, что освободилось две сержантские должности, — я услышала свое имя, и они сказали, что сержантами станут ребята, которые спасли Такеду, поэтому вторым должен быть ты. Официальная церемония завтра, но мы с тобой теперь сержанты, Диш.
Сердце у Боулза опять застучало чаще, но на этот раз он переживал не так сильно.
— Да ты что? Мы получим нашивки?
— Три нашивки, дружище, — ответила она, продолжая улыбаться. — Вот что происходит, когда ты спасаешь офигенно умных ученых из лап плохих парней. Гуди и Гнайзду повысили, поэтому мы занимаем их места.
— Подожди, нас же было трое в том зале.
— Да, но Тошнотика не повысят, он же только один день в дивизии. Даже в ВОИ такой фигни быть не может.
— Ты уверена? Я только что проверял почту, никаких таких сообщений не было.
Галлахер подошла к своей койке и активировала голограмму.
— Вероятно, их еще не прислали. — Она принялась просматривать список сообщений. — Вот оно. Рядовая Тера Галлахер, так, так, так, с радостью сообщаем, так, так, так, о присвоении вам звания сержанта, вы получаете новые привилегии и обязанности. Вы и рядовой Рикардо Вега… — Она поникла. — Черт, да это какой-то розыгрыш!
Боулз быстро произнес:
— Не беспокойся об этом, Галлахер.
— Как это не беспокоиться? Этот чертов сынок героя прослужил какие-то две секунды и уже получает нашивки, а ты нет.
— Я же сказал: не волнуйся! — резко оборвал ее Боулз. — Слушай, Вега был там вместе с нами. Это ведь именно он подстрелил тех двоих, которых мы взяли в плен, и он сын героя войны. А вся моя семья поклоняется тибериуму и получает приказы от Кейна. Мне вообще повезло, что я служу здесь. Думаешь, они дадут мне нашивки? Если бы я был на их месте, а они на моем, я бы не дал.
— Тошнотик никого не «подстрелил», ему просто повезло. А то, что родственники, это все ерунда…
— Разве не ты мне говорила «к черту семью»? — спросил Боулз. — И что она ни черта не значит.
— Не значит. — Галлахер выключила голограмму и легла. — Посплю немного.
Спор на этом закончился. Покачав головой, Боулз лег на койку и стал писать письмо.
Начал он его так же, как и все предыдущие.
«Дорогие мама и папа, надеюсь, у вас все хорошо. — Ему потребовалось несколько секунд, чтобы перевести дух и успокоиться. Затем он продолжил: — Мы только что закончили довольно опасную операцию. Нам пришлось отправиться в Сан-Диего и очистить город от войск Братства Нод. Вероятно, это дурная новость для вас, потому что сегодня я, возможно, убивал ваших друзей. Мне очень жаль, но сражаться с бойцами Нод — моя задача, и я об этом не жалею. Я лишь надеюсь, что среди солдат, убитых мной, были те, кто отравил вашу душу и разлучил нас. — Еще раз переведя дух, он закончил письмо следующими словами: — С любовью, ваш сын Алессио».
Он быстро просмотрел напечатанное и удалил все, что шло после слов «опасная операция». Затем добавил: «Это был очень трудный бой, но Двадцать вторая дивизия одержала победу. Люблю вас обоих. Ваш сын Алессио».
Потом он сохранил письмо в той же папке, в которой хранил все остальные письма, написанные за семь прошедших лет.
Когда Анисфельд найдет его семью, он их отправит.
Галлахер начала храпеть. Все остальные, вероятно, еще были в офицерском клубе.
Закрыв голограмму, Боулэ встал, оделся и вышел из казармы.
Было темно, лишь небольшие фонари на земле освещали дорогу. Форт-Пауэлл находился в центре Калифорнийской пустыни, поэтому тут и днем особо не на что было смотреть, а в безлунную ночь тем более.
Боулз, сам того не осознавая, направился к гауптвахте. Он уже был здесь, когда вместе со Щенком в сопровождении военных полицейских относил туда двух плененных солдат Нод.
Некоторое время — сколько именно, Алессио точно не знал и не стал проверять по своему головному дисплею, — он стоял рядом с гауптвахтой, раздумывая, зачем сюда пришел.
«Да, непростой вопрос, приятель, — упрекнул он себя. — Ты ведь прекрасно знаешь зачем».
Система защиты на входе просканировала его, но дверь не открылась. Рядом с ней появилось голографическое изображение охранника.
— Чем могу помочь, рядовой Боулз?
— Я вот думал, смогу ли я увидеть пленников.
На лице охранника отразились сомнения.
— Ты один из тех, кто принес их сюда, верно?
Боулз кивнул.
— Да, хорошо, но если кто-нибудь спросит, я спал и ты взломал замок.
Дверь открылась. Алессио подумал, что солдату в случае чего лучше будет признаться, что он разрешил Боулзу увидеть пленников, а не говорить, что он спал и нарушил свой долг. Однако Боулз решил не спорить.
На жилете охранника было написано «Озборн». На руке виднелись нашивки капрала. Он сидел за небольшим столом, на котором стоял голографический дисплей.
— Спасибо, капрал.
— Я могу дать вам минуту или две, рядовой, — произнес Озборн.
— Хорошо.
Озборн добавил:
— И не рассчитывайте, что они окажутся разговорчивыми. Несколько военных полицейских пытались допросить их, но они упорно молчат. Рядовой не произнес ни слова, а капрал лишь повторяет одно и то же. Штаб присылает в помощь кого-то из С-шесть, специалиста по подобного рода ерунде.
Боулз прошел мимо стола капрала в ту часть гауптвахты, где располагались камеры. Они отделялись от остального помещения металлическими прутьями, которые, как знал Боулз, были под напряжением. Большинство камер пустовало, но две оказались заняты — в них сидели знакомые Боулзу пленники: темнокожий капрал, судя по татуировке, с застывшей на плоском лице постоянной усмешкой и рядовой, бледный парень с серо-стальными глазами.
Боулз покачал головой.
— Строевой командир был прав. Они и впрямь выглядят как обычные люди.
Бледный внезапно заговорил:
— Конечно, мы люди, писсуар ты безмозглый.
— Как смешно, — ответил Боулз. — Я писсуар, а вы ненормальные, делающие себе татуировки тибериумом.
Капрал принялся орать на рядового на языке, которого Боулз не знал, но рядовой не обратил на него внимания.
— Тибериум — это реальность. Он уже стал частью планеты! Вы продолжаете бороться с ним, и ради какой цели? Вы заперлись в городах, обнесенных стенами, военные вас тиранят, и даже в мирное время вы живете по военным законам. Ваше существование — это хаос, и тем не менее вы называете нас злодеями, потому что мы избрали новый мир.
Пока он говорил все это, капрал продолжал орать на него.
Покачав головой, Боулз сказал:
— Вы, ребята, и в самом деле кучка дебилов. Тибериум — это яд! Он убивает людей!
— Алкоголь тоже яд, убивающий людей, тем не менее вы его пьете. Постоянно сражаться с силой, с которой вы не в состоянии справиться, — это психоз. Ваш путь не ведет никуда, но вы пытаетесь навязать его всему миру, а мы — мы смогли обуздать этот элемент, подчинить его нашей воле. Тибериум и есть наша судьба, тибериум, а не бегство от него.
— Дебилизм какой-то.
— Да? Скажи-ка мне, а как именно ВОИ спасла мир?
Прежде чем Боулз успел ответить, капрал наконец заговорил по-английски:
— Вам никогда не удавалось победить. В лучшем случае вы могли отсрочить неизбежное, принося в жертву все больше людей. Если бы вы приняли с самого начала тибериум, мир был бы объединен и им правил бы…
— Кейн? Не хотел бы я жить в таком мире, приятель.
Капрал уставился на Боулза безжалостными карими глазами.
— Это лишь начало. Огонь обрушится с небес. Болезнь изведет ваши тела И ваши души будут молить о прощении, когда Кейн явит свою ярость.
Быстро повернувшись к столу, Алессио спросил:
— Он раньше это же говорил?