Риз приподнялся, на четвереньках подобрался к столу. Попытался дернуть ближайшего взрослого за рукав, но пальцы упустили грубую ткань, не сумели ухватить. Человек отмахнулся, как от назойливой мухи, обернулся на миг, скользнул невидящим взглядом.
Я прозрачный, понял Риз. Стал таким неповоротливым и тяжелым, а все равно слишком тонкий для нижнего мира. Они и правда не замечают меня, не знают, что я тут.
Что ж, так даже лучше. Не поймут, кто отчерпнул у них силу.
Риз потянулся к чужой жизни – и не удержал ни капли! Почему так, почему?
Один из взрослых шагнул в сторону, и Риз протиснулся к девочке. Золотые ростки всколыхнулись, тронули его лоб, заскользили по щекам. Стужа отступила. Неужели девочка приворожила его, и больше нигде не набраться сил, только рядом с ней? Шаманка. Знакомое слово, только что оно значит? То ли обещание, то ли угроза.
Над головой переговаривались взрослые, и Риз заставил себя прислушаться.
– Дышит ровно, пульс в норме. Скоро должна очнуться.
– Надо нам ехать, и так задержались.
– Да, проверь батареи, и…
Шаги прогромыхали по полу, лязгнула дверь. Взрослые ушли.
Риз хотел уцепиться за край стола, подняться, рассмотреть девочку. И надо бы оглядеться, понять, куда попал, в дом или в повозку. Найти окно или лаз, выбраться наружу и прыгнуть вверх. Может, не так сложно вырваться в восьмой мир? А потом и дальше.
Но даже шевелиться было трудно. Как и под плащом в пустыне, Риз почувствовал, что проваливается в дрему. И уже засыпая, услышал: скрежет стал громче, загудели невидимые механизмы, застучали шестерни и поршни. Пол качнулся.
Повозка, понял Риз. Мы едем.
*
– Дух, хватит дрыхнуть! Просыпайся уже!
Риз вздрогнул. Отпрянул – налетел на жесткий выступ, – зашипел от боли и только тогда открыл глаза.
Девочка опустилась рядом на корточки, ткнула кулаком в плечо. Лицо у нее было круглое и обветренное, а глаза – огромные, карие. В верхнем мире Риз ни у кого таких глаз не видел. На плечи падали две растрепанные темные косички, в них алели шнуры и бусины.
Золотые лучи вокруг нее больше не сияли – но не исчезли, Риз чувствовал их тепло.
– Ты спал и спал, – сказала девочка. – Я уже думала, тебя пнуть надо, чтобы проснулся.
– Ты кто такая? – Риз сощурился, приготовился драться. Получится ли ударить? – Почему видишь меня?
– Я Хиша, – ответила она и добавила так важно, будто была королевой: – Шаманка.
Вроде и не злая, решил Риз. Просто зазнайка.
Хиша показала ладони – рыжие, натертые краской. Но сквозь нее проступали раскаленные линии, острые, как неведомые письмена.
– И что это? – спросил Риз.
– Ты глупый совсем? – Хиша зажмурилась на миг, а потом сказала: – Риз. Вот так тебя зовут. Я даже имя твое вижу.
– Сама ты дура! – Риз ухватился за ножку стола – это об нее он так больно стукнулся – и встал. Не так уж это оказалось трудно. – Валялась там в пустыне одна.
Девочка тоже поднялась, и Риз стиснул кулаки. Драться так драться.
Но Хиша вздохнула и сказала примирительно:
– Ладно, не обижайся. Ты и правда меня спас. Если бы не ты, меня бы излучение сожгло.
– Сгорела бы от холода? – не понял Риз.
Хиша мотнула головой – бусины звякнули в косах.
– Там было не холодно, а жарко, – проговорила она. – Это просто ты совсем ледяной.
Если ледяной, почему не растаял на жаре? Хотел спросить, но сдержался. А то опять она подумает, что Риз глупый.
– Есть хочешь? – спросила Хиша.
Он прислушался к себе. Голод только этого и ждал: выпрыгнул из-под тяжести и стужи, впился в желудок. Даже в глазах потемнело.
– Очень, – признался Риз.
– Вот ты и мерзнешь, потому что не ел ничего. Иди сюда.
Риз послушался, сел у стены. Хиша устроилась рядом, поставила между ними тарелку. Там горкой лежали кубики: белые, желтые и красные. Только как их взять? Все в этом мире неподъемное.
Но Хиша держалась за края тарелки, невидимые лучи теплой силы обволакивали еду. Риз коснулся белого кубика – и сумел поднять! Кинул в рот. Сладкий вкус растекся по языку, одурманил мысли. Риз поспешно прожевал и схватил новый кусок, а потом еще, еще и еще.