Риз жадно ловил незнакомые слова. С ними творилось что-то странное – обретали смысл, стоило ему посмотреть на шаманку, и тут же таяли, испарялись из памяти.
– Не автоматический, – сказала Хиша. – Это мы его отправили. Все взрослые были на поверхности, не успели даже уйти под купол. Сгорели. Внутри остались только дети. И мы решили так сделать, чтобы нас не забрали в детдом. Два года жили одни.
Одни. Риз представил Дворец без взрослых. Пропали слуги, учителя, самые старшие братья и сестры. Даже Мать-Королева исчезла. Одни лишь дети бродят по сияющим галереям, скитаются среди кружевных колонн, как тени.
– А потом, значит, с едой стало плохо, – проговорил Нивер. – И вместо того, чтобы все-таки позвать на помощь, решили выгонять по одному.
– Ну, теперь всего должно хватить, – ответила Хиша. Вот только голос ее звучал неуверенно. – Меня отправили, потому что я шаманка. Хоть какой-то шанс выжить в пустыне.
Риз подбежал – боль скрутила мышцы, будто гири волок за собой, – схватил Хишу за плечо и выпалил:
– Их надо казнить! Давай поедем туда и всех их убьем!
Хиша сбросила его руку. Сказала:
– Нет.
И тут же спохватилась, взглянула в сторону, попыталась снова притвориться, что не видит Риза.
– Вот как, – проговорил Нивер и осторожно шагнул вперед. Осмотрелся, качнул головой. – Так ты все-таки не одна? Как это случилось? Никогда не слышал, чтобы дети могли призывать духов.
– Он сам меня нашел. – Хиша вздохнула. Вытащила руки из карманов и показала ладони. Острые росчерки стали еще ярче, сверкали сквозь алую краску. – Теперь мы вместе.
– Вместе, – повторил Нивер. – И ты его не только видишь, чувствуешь тоже?
– Да, – кивнула Хиша. – Как куски льда в крови.
Ему рядом с ней тепло и легче дышать, а у нее кровь стынет? Риз почти обиделся, а потом вспомнил ее слова: «Если бы не ты, меня бы излучение сожгло». Значит, Хишу спас холод.
– Плохо дело, – сказал Нивер. – Симбиоз прогрессирует и очень быстро. Если вас не разъединить в ближайшие дни, окажешься на всю жизнь с ним связана, все силы на него уйдут, настоящей шаманкой не станешь. А он не сможет вернуться в мир духов.
Так не бывает! В нижних мирах никто не остается навсегда, возвращаются, порой истощенные, сломленные, но живые. Один из наставников рассказывал, что сумел вырваться домой лишь через дюжину лет. Риз вспомнил его тусклые глаза, бескровные губы, посеревшие волосы. Представил, что станет таким же, и увидел как наяву: слуги привычно расступаются перед сыном Матери-Королевы, но смотрят с жалостью и отвращением. А сама она вздыхает и говорит: «Вот во что превратились мои лучшие мысли».
Если так, не стоит и возвращаться.
– Не бойся. – Хиша дернула его за рукав. – Что-нибудь придумаем.
Куго отвернулся к стене, принялся щелкать переключателями, торопливо нажимать на кнопки. Огоньки вспыхивали и гасли.
– В двух днях пути небольшая станция, – сказал он. – Должен там быть хоть один шаман?
– Ставь курс, – велел Нивер. – И просигналь на базу, пусть заберут тех детей, пока они еще кого-нибудь в пустыню не выгнали.
«Идите в медицинский отсек», – велел Нивер. Хиша не стала спорить, а следом за ней и Риз вернулся в комнату с высокими шкафами и металлическим столом.
Повозка тронулась в путь. Риз слушал, как грохочет железное сердце, как стучат и переговариваются поршни. Смотрел в круглые окна на потолке: сперва в них была лишь синева, а потом наползли облака.
Хиша молчала. Разглядывала свои ладони, теребила бусины в косах. Узнать бы, о чем задумалась.
– Эти Нивер и Куго, они кто? – спросил Риз.
Не то чтоб это было важно. Ясно ведь: взрослые подобрали ничейную девочку и теперь распоряжаются ее судьбой. Повезло, что они добрые.
– Исследователи. – Хиша будто обрадовалась вопросу. Выпустила косу, повернулась к Ризу. – Ездят по пустыне, записывают, как излучение на все влияет. Ты не думай, что везде так! Много мест, где все нормально.
И что же нормально для нижнего мира? Наставники о нем почти не рассказывали. Повторяли, что он тает от зноя, что песчинка там весит больше, чем колонна Дворца. На картинах солнце нижнего мира рисовали кровавым, а землю – похожей на пламя.