- Ты в своём уме? - возмутился, оборачиваясь. Вскрикнул, встретившись с бельмами глаз. - Крысолов?!
В этот момент он немного описался.
- Как ты? ... сумел? - выдавил он из себя, нащупывая кинжал, который, конечно же, был не пристёгнут к поясу.
Проклятье! Как он сумел пройти сквозь стражу и все защитные заклинания? Пальцы шарили по столу, опрокидывая плошки с соусами: где-то был ножик для фруктов.
Человек-зверь улыбнулся. И от этого зрелища у Астона дрогнули колени. Слишком острые и длинные клыки были у этого существа.
- Легко... Я мог прийти раньше, - просторная комната показалась крошечной, когда Крысолов двинулся, обходя его по кругу, - словно делишь её с крупным хищником. - Но мне было лень. Играй, но не трогай мою добычу.
- Ты про Тигрицу? - у Астона немного отлегло, похоже Крысолов пришёл договариваться, а не убивать. А, если так... род Синицы славится умением заключать самые выгодные сделки.
Он бросил быстрый оценивающий взгляд на тёмную фигуру, резко выделявшуюся на фоне стен, обитых светлым шёлком. Говорили, что он якобы из благородных, но, наверняка, врали. Цивилизованный человек не станет разгуливать практически голышом и дичиться остальных.
А с дикарём нужно разговаривать на его языке.
- Моя добыча, - мрачно повторил Крысолов.
- Поймай всех жрецов подземного бога, тогда отпущу твою принцессу, - Астон совсем успокоился. Какой бы не был сумасшедший этот отщепенец, но, видимо, дорожит своей женщиной. А значит, теперь он у него в руках, - Срок у тебя до завтра. А потом мы устроим бои, - великолепная мысль посетила его, - и твоя самка примет там участие.
И он повелительно махнул рукой, отсылая его прочь.
Как только закрылась за Крысоловом дверь, он рухнул прямо на пол. Только сейчас ощутил противный холодный пот. Но ничего, его предки двести лет владели рудником и справились, что ему какой-то бродяга.
Наконец, он встал и поковылял прочь из башни. Стража, как он и предполагал, была перебита. Кровь растеклась по полу коридора, и он поморщился - только недавно отремонтировали это крыло.
Из-за угла бряцая оружием выбежал отряд и замер перед ним, не веря, что хозяин остался жив. В едином порыве упали на колени. Оглядев склоненные головы решил не казнить всех, как хотел вначале. Пусть это будем подарком богине за собственное спасение.
- Юанбе ко мне, - негромко велел он, - и пригласите господина мага подняться наверх.
Мей лежала бездумно вперив взгляд в грубо вырубленный потолок. Она не шевелилась с тех пор как её швырнули на пол. Жалкий пучок соломы не защищал от холодного камня, но ей было всё равно.
Где-то попискивали крысы, протяжно зевнул невидимый охранник, звякнула жестяная чашка.
Потом не было ничего, кроме потрескивания факела за решеткой и вони от ведра, заменявшего ночной горшок. Захрапел охранник где-то в начале коридора.
Это была её жизнь. Сейчас и навсегда.
Никогда больше не улыбнется ей Сиам, не согреет своим присутствием. Не разделит боль напополам.
И Мей продолжала лежать не в силах пошевелиться, раздавленная темнотой. Навалившимся одиночеством, таким тяжёлым, что нельзя было даже пальцем пошевелить.
Время шло. Или стояло. Неважно. Главное, что она всё так же не могла сделать глубокий вдох. И она смирилась, просто слушала темноту, растворялась в нём.
Краем сознания она услышала какой-то звук, словно что-то тяжёлое шлёпнулось на пол. Скрипнула решётчатая дверь, пропуская кого-то.
Кого? Неважно.
- Подвинься, - шепнули ей, и она чуть отодвинулась. Тяжесть, давившая на неё, чуть ослабла. - Даже хорошо, что тебя заперли в карцере. Не представляешь, какого шороха я навёл - вся стража с ума сходит. Отрывается на ком только могут.
Негромкий смех чуть-чуть согрел её. Или это горячий бок, прижавшийся к её?
А он нахально вдруг сгрёб её в охапку. Она оказалась в капкане из стальных рук, из которых, она помнила, не выбраться. Она и не вырывалась, зачем? Ей было всё равно.
Так они и лежали на грязном каменном полу. Так долго, что она почувствовала, как замерзшие пальцы стали отогреваться.
Вместе с теплом родилась и боль. Такая сильная, что ей пришлось вцепиться в него пальцами. Она ширилась и росла, пока не снесла плотину, которую Мей старательно возводила всю жизнь.
- Сочувствую твоему горю, - шепнул Крысолов, поглаживая спину.
И она зарыдала. До икоты, до хрипа, до прокушенных губ. Её несло девятым валом, не поддающемуся контролю. Всё горе и гнев, которого в ней было слишком много, выплёскивалось и никак не могло закончится.
Ей хотелось бежать, ударить, убить... или просто плакать вцепившись в мужчину рядом, словно она тонула, а он был плотом в бурной стремнине.