Тут он услышал шипение газа, вырывающегося из отверстия в рупоре. Свет опять погас.
Дюрелл не ощущал никакого запаха. На мгновение им овладела паника. Он застыл на месте, стараясь не дышать. Свист становился все громче. Слева он нащупал картотечный шкаф, оценил его прочность и вес. Казалось, тот намертво привинчен к полу и к стене. Дюрелл полез вверх по стальным ручкам выдвижных ящиков, пока не коснулся невидимого потолка, и затем вытянулся как можно дальше в сторону отверстия. Оно было почти вне досягаемости, но кончиками пальцев Дюрелл внезапно ощутил влажную прохладу газа, заполнявшего помещение. Он не знал, смертельный это газ или нет. До него все равно было не добраться. Дюрелл отвернулся, набрал в грудь побольше воздуха, повиснув на одной руке и пытаясь снять пиджак. Хватка пальцев ослабла и он рухнул на пол, заодно освободившись от пиджака, но тут же поднялся и снова полез наверх. Внезапно он почувствовал тошноту и едва с ней справился. Дюрелл скомкал пиджак, пытаясь в темноте дотянуться до отверстия и затолкать туда плотную ткань. Свист вскоре затих. Но Дюрелл не мог долго продержаться в таком напряженном положении. Рука его задрожала, раны, оставленные на память о мадам Ханг, бурно протестовали. Опять накатила тошнота. На этот раз он сильно ушибся об пол и скорчился из-за спазм в животе. Он лежал, распростершись ничком, упираясь лицом в холодный бетон. Комната в буквальном смысле стала склепом. Он не мог из неё выбраться. Она была непроницаема даже для воздуха. Он ещё раз стал взбираться по картотечному шкафу. Его бил озноб, заливал холодный пот. В последний раз он потянулся к отверстию в потолке. Но дотянуться не смог. Когда он рухнул, то уже не ощутил пола. Казалось, что он вечно будет падать в черную бездну.
14
Проснувшись, он услышал голоса, но те где-то терялись по пути и слов Дюрелл разобрать не мог. Чувствуя себя больным, он крикнул в темноту, но не раздалось ни звука. Тогда он напряг дрожащие мышцы и попытался встать, но как в невесомости не мог определить, где верх, где низ. Голова закружилась и вокруг все завертелось. Попытался раскинуть руки — и стало казаться, что он летит, ни на что не опираясь, паря и устремляясь вниз, кружась и пикируя. Его тут же укачало и он провалился в благословенную пустоту.
Время шло. Он спал, потом проснулся. Попробовал разглядеть светящийся циферблат своих наручных часов, но цифры словно издевались над ним. Он чувствовал, что ночь давно прошла, но было ещё темно. Больше он об этом не думал, пока его не залил безжалостный свет, заполнивший все поры тела мучительной болью. Он скорчился и попытался откатиться прочь, но вместо парящей свободы ощутил на себе железные оковы, не давшие пошевелиться.
Время шло.
Он не знал, день сейчас или ночь. Время тянулось долго — долго. Проснулся он, лежа на чем-то мягком, вдыхая запах антисептиков и чувствуя рукой укол иглы. Над ним выросла фигура человека, и он немощно колыхнулся к смутно проступавшему лицу. Послышался смех Рамсура Сепаха — Хар-Бюри. Или Та-По? Но тут Дюрелл услышал другой смех. Его он узнал, и кровь заледенела в жилах. Это была сама мадам Ханг. Я у них в руках, — подумал Дюрелл. Обломки всего, что он так тщательно организовывал, теперь летели ему ему в лицо. Он хотел позвать Ханнигана, но успел проглотить это имя, прежде чем оно сорвалось с уст. Тут он почувствовал себя хитрым и скрытным. Никогда нельзя позволять своей правой руке знать, что делает левая. Hont soit qui mal y pense.*(стыдно тому, кто плохо об этом подумает — франц., прим. перев.)
— Как вы себя чувствуете, мистер Дюрелл?
Голос доносился издалека.
— Я чувствую себя великолепно, — прошептал Дюрелл в ответ. — На том свете.
Послышался довольный смешок.
— Ах, да. Простите за задержку. Нужно все подготовить. Понимаете, заказать транспорт. Уже скоро.
— Что скоро?
— О, это и будет самое удивительное.
И голос умолк.
Дюрелл ощущал холод и жар, свет и мрак, и непрерывный поток времени, иногда бьющий буйной струей, а иногда раздражающе медленный. Дюрелла куда-то перенесли и уложили в постель. Потом повели куда-то ещё и поместили в какой-то грузовик. Он ощутил дующий в лицо ветер, жалящую иглу, и снова чувства его отключились.
Он знал, что миновало не меньше суток. А может и два, и три дня. Кем бы они ни были, слишком уж много времени требовалось для «подготовки». В редкие моменты ясного рассудка он пытался сосредоточить внимание на конкретных вещах, которые с ним происходили. Но все было искаженным, как в ночном кошмаре. Хотелось понять, чем они его накачивали из своих шприцев. Хотелось понять ту порочную бессердечность, которая позволила такому человеку, как Рамсур Сепах, довести единственного сына до гибели.
На зубах захрустел песок. Пустыня? Над ним кружилось холодное, насмехающееся небо. Дюрелл слышал гул мотора. Да, пустыня. Он лежал на спине, наблюдая, как по небосводу плывет луна. Луна, символ влюбленных, вечная тайна, знак безумия. Он попытался сесть, но руки и ноги были связаны и двигаться он не мог. На скамейках в открытом кузове грузовика виднелись две фигуры. В свете луны их винтовки отсвечивали серебром, а лица чернели на фоне неба. Они ничего не говорили, ничего не делали, и лишь их тела колебались в такт движению грузовика.
Интересно, он почти не удивился, когда понял, что легендарный Хар-Бюри скрывался под личиной Рамсура Сепаха. Он об этом не догадывался, но почему-то чувствовал, что совершает роковую ошибку, и выхода из этой ситуации не видел. Гладко ничего не получалось. Задание усложняли национальные интересы и противоречия, которые с самого начала должны были его насторожить. Однако он и так сделал все, что мог. Он рассчитывал на Ханнигана, а в его работе никогда ни от кого нельзя зависеть. Жизнь должна находиться только в собственных руках.
Не то чтобы он винил Ханнигана. Ханниган, быть может, в этот самый момент принимает меры. Лотос в конце концов могла его разыскать. Но Ханниган не знал про Рамсура Сепаха и про заговор мятежников в высших сферах Тегерана. Ханниган не знал того, что известно Дюреллу о Тане и её отце. Иногда ты слишком тщательно скрываешь свои карты, Сэмюэль, — сказал он себе.
Грузовик остановился. Он услышал голоса и почувствовал запах древесного угля, навоза и мусора — запах деревни в пустыне. К своему удивление, он был голоден. И внезапно охвачен жаждой.
— Хэй! — окликнул он безликого конвоира.
Мужчина сверкнул на него глазами, поднялся и исчез из грузовика. Другой просто сидел и ждал, безликий и безымянный. Дюрелл услышал звяканье верблюжьего колокольчика и увидел выросшую над ним женскую фигуру. Мадам Ханг. Своим обличьем ведьмы она заслонила в небе полную луну. Дюрелл содрогнулся.
— Как ты себя чувствуешь? — шепотом спросила мадам Ханг.
— Отлично.
— О, это очень хорошо.
— Я голоден.
— Хорошо.
— Не найдется ли у вас воды, мадам Ханг?
— О, у меня полно воды. Но она тебе не понадобится, американский шпион, американский убийца! Ты отправляешься в дальнее-дальнее путешествие. — Она рассмеялась.
— Послушайте, — сказал он. — Не нужно больше уколов.
— Еще один — и все.
— Мы могли бы договориться, — предложил он.
— А-а, испугался?
— Я буржуа, средний класс, капиталистический бизнесмен. Мне нравится совершать сделки, и только.
— Тебе нечего нам предложить. Счастливого пути, американец!
Она вонзила шприц ему в руку. Помешать он не мог. Он пытался, но был слишком крепко связан, и мадам Ханг затруднений не испытала. Последней мыслью Дюрелла было — так или иначе он найдет способ её убить.
Даже если это станет последним делом в его жизни.