Шершавин затаил дыхание. Он полз настолько быстро, насколько мог, чтобы добраться до взрывчатки. Сержант был почти на месте, но немцы были ближе.
Его заряды были расположены на самой середине моста. Шершавин встал на ноги и побежал в отчаянии, чтобы поскорее добраться до своих зарядов. Пока он бежал, он вынул запасной фитиль из кармана, взяв его в руку. Немцы сразу же стали кричать. Кромешную темноту озарил яркий оранжевый свет. В то же время русские услышали клокочущую пулемётную очередь.
Шершавин жадно глотал воздух на бегу к взрывчатке. Он опять услышал пулемётную очередь и пули, свистящие прямо рядом с ним. Сержант схватил взрывной заряд. Молниеносно он вытянул не сработавший провод и отбросил его. Почти в тот же момент, когда стук ботинок начал приближаться, он вставил запасной фитиль. Пулемет протрещал снова, но Шершавин не обратил на него внимания и дёрнул шнур. Мир разорвался в его глазах. Что-то огромное и ослепляющее полетело прямо на него. Он пытался думать, но он был небольшой пылинкой в потоке вырывающейся наружу энергии, а затем всё стало чёрным.
Шершавин очнулся, с изумлением осознав, что он всё ещё жив. Сознание вернулось к нему внезапно, на мгновение показалось, что это был просто глубокий и долгий сон. Ему, должно быть, очень повезло. Оказаться в эпицентре взрыва и остаться целым!
Он не мог открыть глаза. Стараясь не двигаться, он сконцентрировался на том, что он должен был делать дальше. Медленно он попытался открыть глаза, и сразу же его охватила паника. Как он ни пытался, его глаза были закрыты. Веки отказывались двигаться. Насколько сильно его ранило? Ни единого звука — предупреждал он себя. Кто знает, кто или что может быть рядом. Его самообладание позволило ему восстановить контроль над собой, он попытался поднять правую руку. Ничего не произошло. В следующие несколько секунд Шершавин обнаружил, что он полностью оцепенел. Он не чувствовал своего тела, будто у него не было ни ног, ни рук, ничего. Но он мог слышать!
Сержант ругал себя за свою глупость. Слышать? Ничего подобного. Он слушал монотонный гул, шумевший в его голове. Глухой гул из пустоты. Он был глух, как камень.
В следующий момент острая боль пронеслась по его телу. Шершавин никогда не был так рад что-то чувствовать, даже боль. Боль означала жизнь. Его состояние менялось, и как только он осознал это, он прислушался к ощущениям тела. Ага! Значит, смерть к нему ещё не подобралась. Он ощупал тело рукой. Большая часть тела не реагировала и не чувствовала ничего. Сержант всё ещё был парализован. Шершавин решил не торопиться. Он должен определить, куда он ранен. Через несколько секунд он заметил странную вещь. Там, где его рука дотрагивалась до тела, прикосновение ещё чувствовалось некоторое время. Шершавин продолжил трогать себя рукой и обнаружил, что его одежда была изорвана. Внезапно силы оставили его, и он опустил руки.
Холодно… Верхняя часть его тела лежала на земле, а его ноги был погружены в воду. Конечно, в реку. Он попытался шевельнуть ногами, но они замёрзли и не двигались. Медленно, глотая воздух, он выполз на берег. Сержант бил по ногам кулаками, начал их растирать настолько энергично, насколько мог. Чувства со временем возвращались вместе с сильными болями. Шершавин аккуратно поднёс руки к лицу. Он вздрогнул. Его лицо превратилось в мягкую массу. Он пощупал свои глаза. Они были на месте. Там, где должны были быть глаза, снаружи была разбухшая кожа. Теперь он понял, почему он не мог видеть. Он не мог открыть свои глаза.
Глухое гудение в его ушах изменилось. Изменилось? Сержант пошевелился, попытался встать на ноги, понять, что происходило. Шершавин слышал звуки, но он не был уверен, что они были реальны. Он опустился обратно на песок. Звуки стихли. Он поднялся. Звуки стали громче. Шершавин закрыл уши руками. Звуки стихли. Он отвёл руки. Опять звуки! Слух возвращался. Теперь он понял, что случилось. Взрыв. Его отбросило взрывной волной. Многие функции его тела были нарушены, но это было временное явление. Но что это за звук? Словно сигналы. Сигналы высокой частоты. Всё ещё слепой, в темноте, он не мог подавить улыбку. Соловей! Взрыв отгремел и, повинуясь инстинкту, птица продолжила песню.
Затем он услышал новый звук. Голоса! Шершавин почувствовал, как сильно забилось его сердце. Ему нужна была помощь, а там были… Он заставил себя подумать. У него не было никакого представления о том, кто это мог быть. Сержант начал звать на помощь перед тем, как вспомнил, кто мог услышать его здесь. Он должен был сначала подумать, а потом кричать. Через несколько секунд он осознал, как близко была его смерть. Немецкие голоса. Шершавин слышал их отчётливо. И он лёг на берег реки, на песок, слепой, всё ещё не знающий, насколько сильно были повреждены остальные части его тела. Но он не должен быть захвачен в плен, даже слепым. Он засунул руку в карман, ища ручную гранату. Он был готов в любую секунду дёрнуть чеку.
Голоса прошли мимо него в темноте. Шершавин внимательно вслушался. Опять тишина; только птица. Сержант пошевелил губами. Это было очень больно, и он понял, насколько они опухли и потрескались. Но ему необходима была уверенность в себе, если даже больше у него ничего не было.
«Я буду жить», — сказал он вслух и испугался грубости своего голоса.
С трудом он встал на колени. Несколько секунд он покачивался и нащупывал предмет, на который можно было бы опереться — и чуть не потерял сознание. Затем он всё-таки упал, опять без сознания, на песок.
Когда он попытался подняться ещё раз, он заставил себя спланировать свои действия. На этот раз он отполз назад, к воде, двигаясь вниз по склону. Сержант должен был знать, где он оказался. Он окунул свою левую руку в реку. Он не двигался некоторое время, прислушиваясь к ощущениям. Вода мягко текла по тыльной стороне его ладони. Шершавин понял, что взрыв отбросил его на правый берег реки, далеко за немецкой линией обороны.
На левом берегу реки немцы расположили передовую боевую группу. Они заняли участок земли между озером и длинной узкой старицей. Поскольку мост был разрушен, немецкая группа была отрезана от основных сил. Шершавин прокрутил всё это в своей голове. Позиции 48-го стрелкового полка были достаточно близко к немцам, находящимся на берегу озера. Если он хотел жить, он должен был вернуться к русским позициям.
Шершавин, борясь с болью, снял порванную одежду со своего одеревеневшего тела. Это заняло около часа. Всё ещё слепой, он связал свою одежду в узел и шагнул в реку. Он двигался медленно, осторожно, переходя реку вброд. Сержант знал, что он не должен поскользнуться. Это было бы ещё хуже, чем если бы он потерял одежду. Он мог потерять равновесие. Для него, слепого и раненого, это был бы конец. И он понимал, что должен сохранять разум. Паника убила бы его быстрее, чем любой другой враг. Вскоре вода дошла до его подбородка. Он поднял одежду настолько высоко, насколько мог, оттолкнулся от дна и поплыл. Шершавин плыл наперерез течению, чтобы его не снесло слишком далеко. Несколько раз он задерживал дыхание и погружался под воду, чтобы почувствовать дно ногами. И опять заставлял себя плыть. Река оказалась шире, чем он думал. Наконец его ноги коснулись песка. Он двинулся к берегу, осторожно выползая из воды, а затем сел, чтобы восстановить дыхание.
Что он мог сделать теперь? «Думай», — приказал он себе. Шершавин послушал птиц, заполняющих воздух своим пением. Тот, кто думает, тот поймёт. Птицы. Они поют только по утрам. Ночь прошла.
Вскоре он почувствовал тепло раннего утреннего солнца. Если бы он только мог видеть! Он открыл свой правый глаз пальцами. Ничего. Только темнота в глазах. Даже несмотря на солнце, сияющее над землёй, было так же темно, как и ночью. Он поднёс руки к левому глазу и отодвинул набухшее веко. Это никак нельзя было назвать зрением, но темнота сменилась жёлтой дымкой, а это свидетельствовало о том, что свет достигал его зрительных нервов. Глаз всё ещё был чувствителен к свету. Оставалась надежда. Шершавин сел на корточки, с трудом удерживая равновесие. Он повернул голову к небу, держа открытым своё веко левого глаза. Медленно сделал полный поворот.