После этих слов она зашла в дом, а Косматкин в недоумении посмотрел на начальника станции:
И зачем? Мне где и как жить теперь?
Спокойно, тут домов пустых - десятки, заселишься, а я с главой и Зайбертом переговорю, никто и слова не скажет. А в подвале твоем только гнить остается. А ты, вроде как подольше протянуть хочешь. И за пустой дом платить не надо. Да и после сегодня, тут еще домики освободятся.
Это как понимать?
Да так и понимать. Сейчас поиски закончатся:найдут, не найдут, а Зайберт народишко постреляет, раз уж начал, то теперь процесс не остановить.
Где логика?
Логика у него простая: есть мертвый или пропавший немецкий офицер — есть расстрел.
Так он стреляет невиновных.
Для него здесь нет таких. И потом, нагнать страха на население — держать его в узде.
Угу, нагнал на Анжея, тот резать немца побежал.
И чем это закончилось? Отца его расстреляли, сам погиб, так еще и собутыльника тоже на тот свет отправил.
Вот не зочется мне в таком доме жить: опустеет -то он не просто так. И почему ты так уверен в грядущих расстрелах?
Да, Зайберт мясник.
Не знаю, мне кажется, что он умный и практичный человек. И справедливости не чужд.
Шеф местного гестапо, поверь мне, просто мясник. Попомни мои слова.
Вот как они собираются в темноте обыски и осмотры проводить? - проворчал Косматкин, так как голоса на немецком приближались.
Ну, лампы и фонари никто не отменял.
Во двор зашли четверо немцев и полицай-поляк. Трое немцев были из выздоравливающих пациентов госпиталя, но вооруженные и очень недовольные тем, что им пришлось шляться по обыскам. Полицай узнал начальника станции, и что-то сказал старшему группы. Тот только равнодушно отмахнулся и показал рукой на дом, скомандовав:
Начинайте.
Полчиненные немцы и полицай направились к дому, выскочила хозяйка и начала возмущаться:
Да сколько можно с этими обысками, хуже, чем в тюрьме, совсем осточертело, - на ее прервал полицай:
Заткнись, дура. Этот, - он кивнул в сторону старшего группы, - шуток не понимает вовсе, и еще ему не нравится, что его оторвали от игры в карты, так что вполне может и шлепнуть тебя, чтобы не причитала.
- Да я только, - начала лепетать хозяйка дома, - я только...
Заткнись, - еще раз прошипел полицай и уже громко обратился к Фридриху и Косматкину:
Господа не будут возражать против личного досмотра?
Ради Бога, - ответил Косматкин и поднял руки, один из немецких вояк быстро прощупал его одежду и повернулся к начальнику станции. Тот тоже поднял руки и что-то сказал по-немецки. Вся поисковая группа захохотала. Это немного разрядило обстановку. Немцы зашли в дом и вернулись только через полчаса. Космтакин отметил, что давно обыски не проводили так долго: в прошлые разы ограничивались формальными осмотрами, но сегодня работали на совесть. Возможно, сыграло роль то обстоятельство, что группа состояла из офицеров. За немцами на улицу вышла Татьяна. Девушка выглядела смущенной. Еле одеться успела...Здравствуйте Фридрих Карлович, а вы какими судьбами? Соседа вашего проведать пришел. А кого ищут господа офицеры? Пропал один из пациентов. Опять? Опять, - вздохнул Косматкин, надеясь, что в этот раз хотя бы офицеры не станут заниматься мародерством и оставят папиросы. И если его не найдут или найдут мертвым, то следует ожидать новых казней? - девушка была сообразительной. Именно, - подтвердил начальник станции, а старший группы уже выводил своих людей на улицу: Господа, давайте ускоримся, нам еще два десятка домов осмотреть надо. Косматкин проводил их взглядом: проверяли и пустые и заселенные дома.Странно, что обысками занимались пациенты госпиталя, но видимо Зайберт решил устроить тотальный поиск, а своих людей , полиции и солдат гарнизона было недостаточно. А я думаю, что офицерик этот у бабенки под боком пригрелся, да и позабыл про все на свете, - высказала свое мнение хозяйка, что Фридрих ответил: Если бы это было так, то всем было бы лучше, только я так не считаю. Сглазите, пан Фридрих. Просто интуиция. Космтакину и без интуицию было ясно, что офицер этот мертв, а на месте его глаз — черные дыры, и уже завтра начнутся репрессии. Скорее всего расстреливать опять будут на пллощади. Его посетила странная и постыдная мысль, что в этот раз убирать трупы ему не придется, так как он пока не на работе. А стыдно ему было потому что от этой мысли он испытал облегчение. Неужели и он стал черствым и бездушным, настолько, что даже вероятная смерть десятков юдей его волновала меньше, чем перспектива возни с их трупами. Они выкурили еще по одной папиросе, и начальник станции засобирался домой: Надо идти, а то еще застрелят по дороге: скажут, что ввели новый комендатский час, за нарушение которого расстрел на месте. Сплюньте, пан Фридрих. Но домой идите, и квратиранта моего больше не смутьяньте. Пани Мария, вы бы все-таки выделил ему место наверху. Загнется в подвале, кто платить-то станет? Вот не надо меня хоронить раньше срока, - возразил Косматкин, - я еще на тот свет не собрался. На тот свет обычно не собираются, туда забирают, - внезапно сказала Татьяна, и они с удивлением посмотрели на нее. Если человек не самоубийца, то наверняка до последнего будет стараться избежать смерти, - пояснила она. Согласен, - присоединился к ней Косматкин. - Вот я смерти не боюсь, но и торопиться к ней навстречу как-то неправильно считаю. Все мы умрем когда-нибудь, но лучше, чтобы этот момент настал как можно позднее. Начальник станции ничего не ответил, пожал ему руку, попрощался с женщинами и направился домой. Татьяна помогла Косматкину спуститься в его каморку, где он с огрмоным облегчением увижел, что при обыске гостины Фридриха остались на месте: и продукты, и папиросы и деньги. Значит, завтрашнее утро будет относительно неплохим: Запах домашней колбасы вызвал у него слюну,, и он зубами оторвал от коляски кусок и принялся медленно жевать: давненько он не ел ничего подобного.