Ну просто комедия, подумала Сиван и засмеялась.
– И что он?
– Я же сказала тебе – облом. Ничего не было.
– Что значит «ничего не было»? Он что, не подошел к тебе? Не заговорил с тобой?
– Почти.
– Что значит «почти»?
– Он подошел к ней, поцеловал и что-то ей сказал. Я не знаю, я не смотрела. Она тут же встала и объявила, что ей пора возвращаться на работу. Спросила его: «Ты идешь?», и они пошли. И вот, проходя мимо меня, он остановился и проронил: «Годы, а?»
– И все?
– И все. Я как-то смогла пробурчать в ответ: «Да, годы…», но тут эта дурочка Галь как набросится на Лиора: «Ой, а это что за красавчик? Почему ты нас не знакомишь? Кто это? Обязательно приходи вместе с ним». Ты же знаешь, ма, она и так самая милая из тех, кого я знаю, а уж когда она пьяная…
– Ну хорошо. Чего ты от нее хочешь? Она же его не знает.
– Тут я встаю и говорю: «Познакомься, Галь, это Лиор. Лиор, это Галь». И тут за столом воцаряется мертвая тишина. До всех, видимо, дошло.
– И…
– И все. Он пошел дальше.
– А что же ты?
– Ничего. Галь попробовала извиниться, но я ее остановила. Потом посидела еще с полчаса, а потом мне все стало невмоготу, и я ушла. В машине совершенно расклеилась. Бедная Шуваль! Я всю дорогу плакала.
– А сейчас как ты себя чувствуешь?
– Униженной. Так я себя чувствую – униженной.
– Можно я тебе кое-что скажу?
– Да, мам. Я молчу. Говори.
– Ты не должна чувствовать себя униженной, потому что Лиор не унизил тебя. Ты же хотела встретиться с ним днем раньше, когда ты была ко всему готова, когда он должен был быть один и должен был оценить тебя по достоинству. Первая любовь, Лали, это такой сложный феномен, что его не смог бы объяснить даже сам Альберт Эйнштейн. Тебе бы хотелось, чтобы он присел рядом с тобой на несколько минут и спросил как дела, как мама, как учеба, а ты бы тоже спросила его как дела и что он собирается делать. А он бы, допустим, ответил, что решил в конце концов, где собирается учиться. И вот поговорили бы вы так несколько минут, и каждый почувствовал бы себя хорошо. Потому что даже если вы сейчас не вместе и даже если он любит другую, а ты все еще одна, но когда-нибудь тоже найдешь себе пару, у вас есть общая память о первой любви, которую никто не сможет у вас отобрать.
Лайла слушала молча, и было видно, что с каждым словом Сиван она успокаивается все больше и больше.
– А так я с тобой согласна, – продолжала Сиван. – Тут действительно случился облом. Но что можно сделать? Это уже случилось! Я прекрасно понимаю, что ты чувствовала, но зато теперь мы с тобой можем вместе над этим посмеяться.
– Мы тут смеемся над тем, что случилось, а они там вместе смеются надо мной.
– Я знаю Лиора. Он был мне как сын. Он хороший парень и всегда таким останется. Просто он растерялся и не знал как себя вести. Не каждый сможет с честью выйти из подобной ситуации. Теперь возьмем Ротем. С ней тоже было непросто. Ведь она как бы не знает тебя, а ты как бы не знаешь ее. Чтобы выйти из такой ситуации требуется присутствие духа. И смотри, как ты все правильно сделала: встала ему навстречу, улыбнулась, представила его Галь. И даже потом ты еще посидела, поговорила. Ты молодец, Лали!
– Жаль только, что я так плохо выглядела.
– А что стало с тем парнем на другом конце стола?
– Ой, я и забыла про него. После всего, что произошло, я уже ничего не замечала. Все было как в тумане.
– Лиору везло шесть лет, но в один прекрасный день появится другой, которому повезет еще больше, потому что за эти годы ты стала человеком с большой душой и такой красавицей, что для того, у кого есть глаза, этого не сможет скрыть даже мешок.
– Мама! – Лайла пересела к Сиван и обняла ее. – Я просто не знаю, что бы я без тебя делала!
– Так, значит, хорошо, что я всегда тут.
Трафареты
Прошло десять дней, а Май так и не позвонил. Поначалу Сиван вздрагивала при каждом телефонном звонке, надеясь, что это Май зовет ее на свидание, но когда пошла вторая неделя, ее надежды сменились разочарованием, правда не сильным, так как она с самого начала не ожидала слишком многого. А потом мысли о нем и вовсе отошли на второй план. Работы снова было хоть отбавляй, но особенное внимание Сиван уделяла делу об отчуждении родительских прав, которое она приняла близко к сердцу и которое сильно затянулось из-за «короны».