Кин…
Восемь лет прошло с тех пор, как лейтенант Кинтон Керни пригласил лейтенанта Майкла Уинтерса встретить Рождество в родовом поместье Трипл-Кей и познакомил его со своими сестрами. Майкл тогда поразился, как похожи между собой три отпрыска Керни: белокурые, голубоглазые, изящно сложенные, явно не готовые к большим физическим нагрузкам, чем теннис и плавание, созданные на погибель противоположному полу.
Он часто бывал с тех пор в Трипл-Кей и со временем все-таки обнаружил кое-какую разницу. Клер, старшая сестра, казалась построже, блеск ее красоты был уже слегка приглушен; неугомонный Кин вечно искал новых приключений. Жизнь представлялась ему луна-парком, в котором уже трудно отыскать что-то новенькое.
Самой милой и тихой была младшая сестра, Дженни, – ей было пятнадцать в то Рождество и семнадцать, когда не стало Кина, – и в ее спокойствии ощущалось нечто, свидетельствующее о скрытой силе духа. Той силе, которой вовсе не отличались ни старшая сестра, ни брат.
Но все это было давным-давно. Сейчас взгляд Дженни не сулил Майклу ничего хорошего. Тем не менее, ему пришлось безжалостно вернуть себя из прошлого в настоящее, подойти к Дженни и заговорить, хотя голос с трудом справлялся с охватившими его чувствами.
– Привет, Дженнифер. – Он распрямил судорожно сжатые пальцы и протянул ей руку. Рука Дженни была прохладной и неживой, словно у пластмассовой куклы. – Рад тебя видеть, – продолжал он, проклиная про себя правила хорошего тона.
Он совсем не то хотел сказать. Надо бы спросить: «Дженни, ты уже простила меня?», но он не мог.
– Привет, Майкл, – отвечала она, как можно скорее освободив из его ладони свои ледяные пальцы, и, отойдя к камину, встала у стены, спрятав руки за спину.
Повисло неловкое молчание. Майкл смотрел на золотистые волосы Дженни, стянутые в пучок, мокрые и блестящие от дождевых капель. – «Дженни, – подумал он. – Боже мой, Дженни, какая ты стала взрослая».
Да, она повзрослела. Все, что шесть лет назад лишь обещало красоту, – глаза, волосы, чудесное стройное тело девочки-подростка, девочки, которая толком не знала, что ей делать с собой, как одеваться, краситься, как ходить на длинных журавлиных ножках, – все стало другим. Тогда она кидалась из крайности в крайность: то томная женщина-вамп, то сухой синий чулок. Ей очень хотелось произвести впечатление на Майкла, а он (возможно, Дженни было бы не очень приятно это узнать) предпочитал простую, милую девочку Дженни. Его Дженни… Как-то раз, недели за две до гибели Кина, они втроем всю ночь смотрели крутые боевики. Что это была за ночь! Дженни в старой футболке Кина и обрезанных джинсах, с огромным пакетом попкорна. Она случайно испачкала коленку ярко-красным лаком для ногтей… Банка с пивом опрокинулась, и пиво лакал невесть откуда взявшийся пес… То была, как ни странно это прозвучит, одна из счастливейших ночей в жизни Майкла.
Та забавная девочка исчезла – вместо нее перед Майклом стояла красивая молодая женщина, и от нее веяло холодом. И Кина уже не было.
Она оглядела Майкла с ног до головы и прищурилась.
– Так, так, Майкл Уинтерс. Что же привело тебя в Техас?
Майкл помрачнел. Дженни словно говорила на чужом языке, так меняла ее голос язвительная интонация. И Клер, и Кин язвили постоянно и с удовольствием, но Дженни… Неужели она так переменилась?
Как часто хотелось ему бросить все и приехать в Техас, посмотреть на Дженни, увидеть, что сделали с ней эти шесть лет, – но он ни разу не решился. Наоборот, спрятался у себя в Сиэтле, трусливо прикрылся всякими придуманными делами, лихорадочно занялся карьерой, притворился, что знать не знает никаких Керни из Техаса.
Теперь чего уж притворяться. Он стоял и смотрел в глаза Дженни, в голубых глубинах которых светились подозрение и враждебность. Странно, что он еще способен испытывать боль от простого взгляда после стольких понесенных им утрат. Лучший друг, жена, не рожденный ребенок… Что по сравнению со всем этим чья-то ненависть?
– Твой отец просит меня помочь ему кое в чем, – ответил он. Приятно было сказать Дженни правду. Сердце и так сжималось в ожидании момента, когда ложь станет неизбежной.
Артур Керни включил моторчик электрической инвалидной коляски и с тихим скрипом медленно двинулся к гостю, безжалостно давя колесами крупные розы, вытканные на ковре. Дженни одарила отца недобрым взглядом и снова уставилась на Майкла.
– Я прошу Майкла вникнуть в некоторые… проблемы, – с обычной властностью заговорил Артур. – Я обнаружил, что не могу доверять кое-кому из близких, – продолжал он, тормозя рядом с Дженни, – и вот обратился к Майклу. Он тут проведет расследование. А заодно и поживет чуток с нами: так оно удобнее и проще.
Даже Майкл понял, что старый Керни переборщил. Пока тот говорил, Дженни уничтожала Майкла взглядом, полным кипящего презрения, и рот ее кривился от гнева. Она не поверила ни единому слову отца.
Дженни презрительно вздернула верхнюю губу, и в наступившей тишине Майкл вдруг осознал, что она каким-то образом уже знает, зачем он здесь. Знает – и ненавидит его.
Уинтерс напрягся. Нечего терять голову, если уж он взялся за это дело. В конце концов, его работа – искать то, что другие стремятся скрыть. Хочет она того или нет…
Да и не должно это его волновать. Раньше, когда-то, они были друзьями, теперь нет, вот и все. Ничего, он переживет, он и не такое в жизни видел.
Тут Дженни заговорила.
– Ты уверен, – сквозь зубы спросила она у отца, – что хочешь видеть в нашем доме именно этого сыщика?
– Ну да, – к удивлению Майкла, Артур улыбнулся. Видимо, его забавлял плохо скрываемый гнев дочки. – Он будет с нами круглые сутки. Каждый день.
Теперь Майкл понял: Артур хочет, чтобы Дженни знала всю правду.
– Честно говоря, я не думаю, что Майкл загостится у нас, – продолжил отец. – Его бюро частного сыска распутывало такие сложные дела, что, пожалуй, с нашими неурядицами он справится играючи.
От слов отца Дженни мгновенно вспыхнула, бледные щеки стали пунцовыми.
– Неужели? – Она обернулась к Майклу. – Так ты теперь специалист?
Он пожал плечами с показным равнодушием. Он знал, на что намекала Дженни. Его первый опыт работы частным детективом стоил жизни Кину Керни.
– В общем, да.
– Вот как? Ну, значит, действительно многое изменилось.
– Да, Дженни. Все-таки шесть лет прошло, – сказал он, не пытаясь оправдываться, а просто констатируя факт. Шести лет достаточно, чтобы повзрослеть, овладеть профессией, понять свои ошибки. За это время его жизнь успела разбиться на мелкие кусочки – он собрал их и склеил заново, пусть не слишком удачно.
Презрительно усмехнувшись, Дженни наклонилась к отцу, чмокнула воздух рядом с его щекой (родственный поцелуй, теплый, как полярный ветер) и пошла прочь.
– Шесть лет, Дженни, – повторил Майкл, досадуя на себя, что все-таки старается оправ даться. – Это много.
Дженни уже подходила к лестнице, но вдруг резко обернулась.
– Только не для меня, – отрезала она, и Майкл увидел в ее глазах слезы. Это потрясло его. Сам он за последние шесть лет плакать разучился. – Для меня, – произнесла она дрожащими губами, но чеканя слова, – все это случилось словно вчера.
– Хватит на сегодня, мисс! – Окрик отца ясно показывал дочери, что она забылась. Майкл хорошо помнил, как часто Артур прибегал к подобным мерам, и послушная Дженни тут же умолкала. Но на сей раз она и бровью не повела. Дженни выросла с тех пор. Она сузила полные слез глаза и вскинула голову.
– На твоих руках кровь Кина, я вижу ее!
Майкл замер, потрясенный ее жестокостью, и невольно вытер ладони о брюки, словно их все еще обжигала чужая горячая кровь.
– Дженнифер! – Артур впился побелевшими пальцами в подлокотники. – Немедленно извинись!
– Нет, – тихо произнесла она, и по ее щекам скатились две слезы. – Не собираюсь.