Например, чтобы прожить еще несколько месяцев.
Я останавливаюсь перед домом, который выбрал на этот год. Я присмотрел его около месяца назад, а последние несколько недель провел, изучая все тонкости. Наружные стены светло-голубые, а что-то в его форме, в украшениях на лужайке перед домом напоминает мне о первом доме, который я обокрал, четыре года назад.
В тот раз это была случайность, просто удачный момент.
Вскоре воровство стало образом жизни.
Я иду по тротуару в рваных джинсах и куртке, которую месяц назад стянул из чужой тележки. Мороз пробирает до костей, но я думаю: «Я жив, а это уже лучше, чем у других».
Не знаю, как и почему я оказался в этом районе. Если кто-то сейчас заметит меня, бредущего между особняками, то, конечно, сразу решит, что я хочу кого-то ограбить. Двух- и трехэтажные дома кричат о богатстве; о жизни, которую я никогда не познаю. Длинные асфальтированные подъездные дорожки, большие эркеры с украшенными деревьями, дворы, заваленные праздничным мусором. В таких местах изо всех сил наряжаются на Хэллоуин, украшают свои владения флагами в День Канады и даже наряжаются в День святого Патрика. В таких местах могут позволить себе тратить деньги на ерунду.
Резкий крик привлекает мое внимание. Я оборачиваюсь и вижу большой синий дом, украшенный яркими разноцветными огнями. На газоне надувной пластиковый снеговик улыбается во всю пасть, хотя семья, выбежавшая из дома, выглядит совсем не радостной.
Я останавливаюсь и вижу, как девочка-подросток кричит на своих родителей. Издалека она выглядит немного моложе меня, но готов поспорить на что угодно, она не видела и не делала половины того дерьма, которое видел и делал я. Особенно учитывая, что она кричит на свою семью по какой-то, как я предполагаю, глупой причине. Наверное, ей не купили гребанную тиару нужного оттенка золота или что-то подобное. Она бежит по дороге, несмотря на то, что на улице минус двадцать, а на ней надет только кардиган. Родители, конечно, бросаются за ней, а вот дверь закрыть они не потрудились.
Не знаю, что меня сподвигло, но, когда семья скрывается из виду, я пересекаю улицу. Надеюсь, что их соседи слишком увлечены своими праздничными хлопотами, чтобы обратить внимание на бездомного, входящего в чужой дом.
Это, наверное, худшая идея, которая когда-либо приходила мне в голову. Но ощущение такое, будто я смотрю на себя со стороны и не могу остановить свои ноги.
Я медленно вхожу, открыв бежевую дверь с витражным стеклом, в половину которой вставлено матовое. Несмотря на то, что дверь открыта и в отапливаемый дом проникает ледяной воздух, пройти через дверной проем — все равно что войти в завесу, и, преодолев ее, я оказываюсь в потоке тепла, которое сразу же начинает согревать мое тело.
Если семья вернется сейчас и вызовет копов — наплевать. Все это стоило того, чтобы испытать этот момент: тепло, которое заменяет холод. И потом, разве это кража, если дверь открыта? Скорее уж приглашение. Настоящее праздничное гостеприимство.
Я останусь только на минутку. Погреюсь и уйду.
Когда я поворачиваюсь к двери, меня окутывает запах… Черт, я даже не могу описать этот запах, доносящийся из глубины дома. Он похож на смесь аромата теплого, только что испеченного печенья, камина и, как я подозреваю, буквального счастья — хотя и не знаю, как оно пахнет. И вот я уже сам не замечаю, как мои ноги ведут меня по коридору.
Все вокруг сверкает и буквально кричит о роскоши. Полы и отделка из темного лакированного дерева, каждая деталь будто создана, чтобы привлекать взгляды. Огромный холл, лестница – как в тех фильмах, где герои танцуют на балах, – и высокие потолки, из-за которых второй этаж нависает над первым, словно балкон.
Каждый шаг делает мое оправдание все слабее. Если семья вернется, уже не скажешь: «Простите, я замерз, а у вас дверь открыта». Теперь это больше похоже на: «Простите, я просто гуляю по вашему дому, сам не знаю зачем».
Проходя мимо приоткрытой двери, я заглядываю внутрь. Кабинет. Небольшое пространство, заставленное полками из дуба. Только одна из них заполнена книгами – все в кожаных переплетах, с черными или золотыми надписями на корешках, будто они находятся здесь не для чтения, а для декора. Остальные полки заставлены каким-то бессмысленным хламом.
На громоздком столе – металлическая лампа и закрытый ноутбук. Кресло из кожи стоит аккуратно задвинуто. Но мое внимание притягивает огромная картина на стене за столом.
На ней женщина в светлом платье сидит в кресле, с широкой улыбкой на лице. Ее темные волосы уложены, наряд – как будто только что из химчистки. Позади нее стоит мужчина, положив руку на ее плечо в явном жесте собственничества. Он не улыбается, но глаза блестят от гордости. Рядом с ним девушка, чуть младше той, что я видел на улице. Я сразу же очаровываюсь ею и тем, как она ухмыляется в камеру, балуясь даже в присутствии родителей. Непослушные темные локоны обрамляют ее лицо, а сутулая поза говорит: «Я вообще не хотела быть на этом фото».
Должно быть, это та самая семья, которая только что выбежала из дома. Интересный портрет. Почти идеальный, но при более внимательном рассмотрении становится очевидно, что в раю не все так гладко. Родители и их напряженные, официальные позы говорят о том, что они не хотят находиться рядом друг с другом, а дочь, похоже, просто выстояла ради галочки.
Что же случилось между ними? Наверняка проблемы, которые так явно читаются на портрете, уже давно существуют и в реальности.