— Ты хотела счастливые каникулы. Я организую нам такие, — таков был ее главный аргумент, чтобы я приехала в этом году.
Она совершенно упустила из виду часть моего запроса «только мы», что стало ошибкой, которую я больше никогда не совершу.
Такси подъезжает к дому, который напоминает тот, в котором я выросла, потому что моя дорогая мамочка снова нашла себе богатого мужа, такого же, как отец. С тех пор как они развелись, когда мне было восемнадцать, она, по сути, пыталась заменить папу более скучными и старыми версиями. Первый отчим был тот еще экземпляр. По крайней мере, новый, Дин, не шлепает ее по заднице за обеденным столом перед полным залом гостей.
Я была здесь только один раз — на их свадьбе, и этого раза мне хватило за глаза.
Бросаю целую стопку двадцаток на переднее сиденье такси, потому что это деньги Дина, ведь он настоял на том, чтобы оплатить все мои расходы на поездку, так что я оставляю их, пока водитель помогает мне с чемоданом.
— Спасибо, с Рождеством вас, — говорю мужчине, представляя, как он скоро вернется домой к своей семье. На приборной панели у него приклеена фотография, на которой он с женщиной и тремя детьми. Как же он смотрит на нее на каждом красном светофоре.
— И вас, — отвечает он более веселым тоном, чем я могу сейчас выдержать, но этот незнакомец не виноват в том, что моя мать превратила еще один праздник в дерьмо.
С чемоданом в руках я поворачиваю к дому, впервые радуясь тому, что Дин дал мне ключ и выделил комнату, в которой я могу остановиться, если приеду в гости. Он настоял на том, чтобы я заезжала в любое время. Конечно, когда он это сказал, мама бросила на меня злобный взгляд, говорящий: «Только посмей нарушить мою новую спокойную жизнь».
Дин не плохой человек. Просто он — не папа.
Хотя, если подумать, папа после развода отправился в Европу «начинать все с нуля» и теперь звонит раз в несколько месяцев. Последний раз я слышала его голос в начале ноября. Может, завтра он соизволит позвонить. Или хотя бы напишет.
Я плетусь по каменной дорожке, припорошенной свежевыпавшим снегом, убеждая себя, что эти каникулы не хуже, чем остаться одной в квартире, ведь я больше не живу в кампусе. Наверняка в здании сейчас тишина: большинство жильцов — студенты, которые разъехались по домам.
Ключ поворачивается в замке, я захожу в темный дом и включаю свет в прихожей. Огромное пространство наполняется холодным светом. В шкафу наверняка висят мамины баснословно дорогие пальто. У стены стоит обитая мягкой тканью скамья, которая, судя по всему, существует исключительно ради красоты. Зная маму, она ожидает, что гости будут балансировать на одной ноге, надевая ботинки. У входной двери лежит коврик для обуви, на котором одиноко стоят мужские ботинки. Скорее всего, ботинки Дина. Я удивлена, что мама вообще разрешила оставить их на виду. Она терпеть не может беспорядок.
Снимаю мокрые ботинки, не утруждаясь ставить их на коврик. Пусть снег тает на ее идеальном полу. Вместе с грязью с улицы он превратится в липкую кашу, которая останется на блестящей поверхности. Так ей и надо. Пусть возвращается к бардаку.
Я оставляю чемодан у подножия лестницы, устланной ковром, и направляюсь к кухне, по пути включая свет. Огромные профессиональные плиты и хромированные поверхности говорят о том, что Дин — шеф-повар. Если быть честной, я даже ждала его рождественского ужина. Давно не ела домашней еды — с тех пор как родители развелись. Мама говорит, что он готовит фантастически. Может, это был бы тот самый ужин, который запомнился бы мне на всю жизнь.
Теперь же, похоже, меня ждет несколько дней с бесконечной доставкой еды. Разве что решу разобраться, как работает эта дурацкая плита с кучей ненужных ручек. Хотя, может, и попробую. Если сожгу этот дом, что ж, так тому и быть. Им стоило бы оставаться здесь.
С этими мрачными мыслями я вхожу в полутемную кухню и замираю на пороге. У стойки стоит фигура с бокалом в руке, а рядом на столешнице покоится бутылка дорогущего бренди. Мужчина оборачивается и смотрит на меня, а на его лице расплывается довольная ухмылка.
Блять. Теперь я жалею, что не решила остаться в аэропорту на следующие несколько дней, потому что буквально любое место было бы лучше, чем этот дом, наедине с ним. Как, блять, я даже не подумала, что он может приехать и в этом году? Интересно, не поздно ли забронировать номер в отеле на неделю — даже если вероятность найти свободный номер практически равна нулю.
Похотливая улыбка моего сводного брата идеально вписывается в его образ: мятая рубашка, растрепанные волосы, наглый блеск в глазах. Свет над кухонным островом играет на его лице, но сейчас мне этот гранитный остров нравится больше всего на свете, потому что он разделяет нас.
— Ха, прикольно! — Он отрывает палец от стакана и указывает на меня. — Они и тебя кинули, да?
— Бентли, — мое дыхание застревает в горле, почти превращаясь в сдавленный вздох. Смесь шока и дискомфорта заставляет меня замереть, потому что он — как лис, чующий страх. А последнее, чего я хочу, — стать его добычей.
Мой сводный брат склоняет голову в насмешливом приветствии. С самой первой встречи он мне не понравился. Во-первых, кто называет сына в честь машины? Во-вторых, несмотря на то, что мы находились на вынужденном ужине с родителями, которые пытались «сплотить семью», он смотрел на меня так, будто мы были наедине. Нет, не смотрел — пожирал глазами. Было жутко. У меня по спине побежали мурашки, когда он уставился на меня, словно надеялся сделать своим десертом в тот вечер.