Не давая им опомниться, я резко обрушился на них:
— Вчера вы незаконно и без всякого на то разрешения ворвались к Матильде Чеко и устроили у нее обыск!..
Синчак хотел было что-то сказать, но я перебил его, еще больше повысив голос:
— …Вы подлежите наказанию и заслуживаете быть отданными под суд!
— Но ведь…
У Тибора Бакони оказались более слабые нервы. Он начал лепетать что-то невнятное. Синчак, однако, набрался смелости и нахально спросил:
— По какому праву вы суете свой нос не в свои дела?
Я не стал отвечать ему. Ведь вступать в словесные прения с такими людьми означало унизить себя. Их следовало держать на должной дистанции. Именно поэтому я перешел в решительное наступление:
— Вы украли деньги! Шиллинги, канадские и американские доллары! Оба вы жалкие воры!..
Судя по всему, до сих пор еще никто так не разговаривал с ними. Мы были одни, и им не от кого было получить поддержку. Они посчитали, что за моей решительностью скрывается сила, которой они не знали, а это всегда устрашает.
— Болтовня все это, — менее уверенно проговорил Синчак, которого я невольно принудил к обороне.
— Я считал вас умными людьми. Особенно вас, Синчак! Видимо, теми шиллингами, что вы украли вчера у девушки, вы и расплачивались в корчме «Пипп»!
Говоря это, я был уверен, что все так и было на самом деле. Слишком хорошо знал я образ жизни этих типов.
После недолгой, но показавшейся мне все-таки длинной паузы Синчак тихо проговорил:
— Вы этого не докажете.
Я понял, что выиграл этот поединок и что, если не ошибся, смогу добраться до тех, на кого эти два типа работают.
«Если одна моя «атака» удалась, — подумал я, — то почему бы не удаться и второй?» Я достал свой бумажник, в котором хранил деньги, и, зажав его двумя пальцами правой руки, с многозначительным видом похлопал им по ладони левой руки.
Синчак оказался неглупым парнем — он правильно понял мое намерение. Судя по всему, он явно занервничал.
— Ошибаетесь! — продолжал наступать я. — Девушка записала номера банкнот, а я забрал у хозяина корчмы те, которыми вы вчера расплатились.
— И что же вы хотите теперь делать? — охрипшим от страха голосом спросил Бакони.
— Передам деньги в полицию, а вам за это светит по пять лет тюрьмы.
— Вы этого не сделаете! — громко выкрикнул Синчак.
— Это мой долг.
— Поймите, что мы приходили к ней… по указанию одной секретной службы!
Оказалось, что оба они работали на службу генерала Гелена. Когда же я твердо заявил им, что сомневаюсь в их правдивости, они попросили у меня сутки, в течение которых пообещали доказать мне это.
На следующий день, к сожалению, меня не было дома, и, хотя я очень был занят, история с Синчаком не давала мне покоя. Когда же моя секретарша сказала мне, что в мое отсутствие меня по телефону разыскивала какая-то дама, которая наотрез отказалась назвать себя, я понял, что в истории с Синчаком я победил. Правда, абсолютно уверенным я почувствовал себя только тогда, когда в пять часов дня зазвонил телефон и женский голос произнес:
— Уважаемый господин депутат, я хотела бы поговорить с вами относительно Фери Синчака.
— С кем имею честь?
— Разрешите ответить на этот вопрос при личной встрече. Надеюсь, вы не боитесь встретиться с женщиной?
— А разве есть основания бояться?
Женщина засмеялась и ответила:
— Мало ли как бывает! А чтобы вы хоть немного доверяли мне, я предлагаю встретиться в центре, в кафе «Штадтпарк». Это недалеко от вас.
— Вам и это известно? — наигранно наивным тоном спросил я, совершенно уверенный, что мой адрес ей сообщили те два типа.
— О, мне известно не только это! — проговорила дама и снова засмеялась. — Так вы придете?
— Было бы невежливо с моей стороны отказать даме…
— К тому же вас разбирает любопытство, не так ли?
— Не стану отрицать этого, — признался я голосом кающегося грешника.
Итак, 20 июля 1956 года в 21 час 15 минут в кафе «Штадтпарк» состоялась моя встреча с фрау Краузе.
Меня ожидала хорошо ухоженная дама средних лет, которая, судя по всему, тщательно следила за своей внешностью, так как не желала преждевременно стареть. На шее, на пальцах и на запястьях рук у нее сверкали массивные золотые украшения. Наверное, она любила эти драгоценные безделушки, а может, просто хотела поразить меня. Официант, обслуживавший столик, видимо, хорошо знал ее.