Организовать встречи с Кескенешем не составило особого труда. После нескольких бесед с ним я подошел к сути дела:
— Послушайте, Кескенеш, у вас дома осталась семья, а вы приехали сюда. Вы, видимо, не все как следует продумали, верно?
— Точно так, — кивнул он. — Поэтому я и решался обратиться за помощью к вам, господин Сабо.
— Говорите откровенно. Работу я вам достану. Жить будете лучше, чем до этого, но разбогатеть на ней вам не удастся. Да вы, я полагаю, не для того уехали из родного села.
— Нет, конечно. Я хочу заработать денег, чтобы послать их домой.
— Послать домой? — удивился я. — Другие привозят сюда свои семьи.
— Ах, оставьте, господин Сабо! — воскликнул он. — Зачем я буду подвергать риску жену и детишек? Я ведь не какой-нибудь безответственный негодяй!
— Выходит, когда вы здесь подзаработаете, то вернетесь домой?
— Может, вам и не понравится мой ответ, но я скажу откровенно: да, вернусь!
— Видите ли, Кескенеш, в таком случае я действительно должен предупредить об этом органы, занимающиеся оказанием помощи, тем более что политическим эмигрантом вы не являетесь.
Он вздрогнул, поняв, что своей откровенностью навлек на себя беду.
— Вы ведь не сделаете этого? — с опаской спросил он.
— Возможно… — уклончиво ответил я. — У меня есть одно предложение.
— Предложение? — удивился он.
— Вы были со мной откровенны, буду откровенен и я. Вы, видимо, слышали о некоем Видовиче?
— Как же не слышать? В свое время он был наместником в нашей области.
— Сейчас он живет здесь, но работает против революционной эмиграции. Он дружит с людьми, которых мы называем фашистами. Мы боремся за буржуазную демократию, а он хочет вернуть на трон короля.
— Вернуть Отто?
— Да.
Кескенеш задумался, а потом спросил:
— Так какое же у вас ко мне предложение?
— Я вас сведу, как земляков, с Видовичем. Возможно, он станет доверять вам. Я бы хотел знать, с кем он встречается, чем занимается…
— Если я это сделаю, вам будет хорошо, а мне?
— А я со своей стороны порекомендую «комитету по делам эмигрантов при ООН» оказать вам персональную помощь. Вы получите пятьдесят тысяч шиллингов и сможете работать, например, автослесарем.
— Согласен, — быстро ответил он. — Что касается меня, то я тоже не люблю фашистов, а если еще мне от этого польза будет, то…
На следующий день я, чтобы на всякий случай обезопасить себя, сообщил о нашем разговоре Анне Кетли.
— А зачем вы мне об этом рассказываете? — Она с любопытством посмотрела на меня.
— Вы же знаете, что я не привык действовать самовольно. Мне нужно ваше согласие.
— Из-за боязни ответственности?
— Скорее по моральным соображениям.
Она так долго молчала, что я даже подумал, уж не задремала ли она. Наконец Кетли ответила:
— Все те, кто сражается на два фронта: дома — против коммунистов, а в эмиграции — против правых, в определенных случаях должны забывать о брезгливости. Вы правильно поступили, только держите в курсе событий и меня…
Таким образом, я привлек к помощи и социалистов. Что бы ни случилось, министром внутренних дел Австрии был социалист. Следовательно, я получил надежное прикрытие.
Спустя несколько недель после моего разговора с Кескенешем он вдруг явился ко мне на квартиру сильно встревоженный.
— Как хорошо, что вы разбираетесь в ситуации, господин Сабо! Как хорошо!
— Рассказывайте, что случилось?
— Вы наверняка знаете пожилого военного с резкими чертами лица?..
Сначала я не понял, о ком идет речь.
— Коренастый такой, с большими усами, — продолжал Кескенеш. — Похож на кулака, хотя и был когда-то полковником.
— Деметер! — вырвалось у меня.
— Словом, вы его знаете.
— Рассказывайте, рассказывайте!
— Видович повез меня к нему. Он живет в Медлинге.
— На улице Гольдене стиге?
— В доме номер 7. Это вам тоже известно!
— Деметера я… знаю немного. А о том, что он поддерживает связь с Видовичем, я не имел ни малейшего представления.
— Так вот, дядюшка Фери — настоящий командир! И знаете, господин Сабо, чего они хотят? Чтобы я вернулся на родину и шпионил там!
— Невероятно! Вы? Без соответствующей подготовки? Как вы справитесь с этим?
— А они обещают меня подготовить. Сначала в Медлинге, а затем в Марокко, где у них есть специальный лагерь.
Я был ошарашен, но ответил так, как и надо было ответить в подобной ситуации:
— В конце концов, это патриотическое задание!