«14 марта 1957 года, — прочитал я, — был образован «Венгерский революционный совет», официально названный «Национальным представительством свободной Венгрии». Очень скоро венгерский «свободный парламент» соберется на свою сессию, где будет представлен сорока пятью — сорока семью членами. В него войдут представители революционных советов, борцы за свободу, а также ученые, артисты, писатели, дипломаты и лица духовного звания».
Прочитав это, я сразу же подумал: «А почему, собственно, опубликовали эту заметку? Не совершил ли Чигери-Ронаи, бывший дипломат, какой-либо ошибки? Если нет, тогда, значит, это сделано намеренно».
«Но к чему вся эта атмосфера секретности? — думал я теперь, бродя по саду. — Наверняка для того, чтобы оказать определенное давление на социал-демократов. С этой целью, видимо, они и хранят содержание переговоров в такой тайне…»
В этот момент я услышал голос Анны Кетли, зовущей меня.
К моему удивлению, она была одна. Когда Кетли посмотрела на меня, я уловил в ее взгляде мудрость, какая бывает только у пожилых людей. Она старалась казаться равнодушной, но я понял, что в глубине ее души бушуют страсти.
— Больше этого человека ко мне не приводите!
— А я думал, что встречи с ним вам не избежать.
— Человек и со змеей может встретиться, когда идет по лесу, но только без особого на то желания.
— Я вас понял, тетушка Аннуш.
Она так странно посмотрела на меня, что мне стало не по себе.
— Вы знаете, зачем приходил этот человек ко мне?
— Представления не имею.
— Верю.
За все утро она первый раз улыбнулась, но улыбка ее получилась печальной.
— Он просил меня не доверять вам.
— Мне? Но почему? — по-настоящему удивился я.
— Потому, что вы красный агент.
И снова я попал в такое положение, выпутаться из которого мне могла помочь только выдержка.
Я понял, что Кетли не поверила Видовичу, иначе она не стала бы со мной даже разговаривать, не сидела бы в саду в столь непринужденной позе.
— Видимо, это очередная провокация и клевета, столь частые в жизни эмигранта, — грустно произнес я, несколько успокоившись.
— Вас интересует, что я ему ответила?
«Еще как интересует!» — едва не воскликнул я, но был вынужден сказать:
— Как хотите, тетушка Аннуш…
— Я ему сказала: «А знаете, Видович, ведь вы пришли ко мне по просьбе человека, которого считаете красным агентом. Как вы это объясните?»
— И что же он вам ответил?
— Сказал, что у него есть повод так думать.
Я взял себя в руки. Беспокойство мое прошло, и я спросил:
— А знаете, тетушка Аннуш, о чем он хотел сказать? О том…
— О том, что в эмиграции вы выступаете вместе с ними. Он так и сказал. Я его попросила немедленно убраться отсюда. Остерегайтесь его!
— И не только его, но и многих других! — Я сообщил ей о том, что произошло до поездки к ней, и показал номер газеты, о которой сказал выше.
— Что ни говорите, а утро сегодня полезное, — заметила она. — Человек учится и в старости, но совещание нам, к сожалению, нужно все же проводить. Политик не может щадить свои личные чувства, если борется ради достижения высокой цели. Однако без Селига и Беньямина к ним на встречу я не пойду.
НА ЗАДНЕМ ПЛАНЕ
Думая о совещании в верхах, я вспомнил, что на нем не присутствовал Шандор Киш. О причине отсутствия Оливера Беньямина я уже знал, но Киш?..
Сколько я ни размышлял, как ни прикидывал, а выходило, что его попросту не пригласили. Нужно было узнать, почему это так случилось.
Ночью того же дня я позвонил Шандору Кишу. С учетом разницы во времени в Нью-Йорке тогда был вечер, поэтому я надеялся застать его дома. Нас быстро соединили.
— Сейчас я уже не знаю, кому верить, — сказал мне Киш.
— Ты и во мне сомневался?
Он замялся, а потом все-таки ответил:
— Знаешь… Откровенно говоря, да.
— Скажи, Шандор, что тут происходит? Собрались вместе шестеро вождей, и каждый из них поднимает на щит самого себя.
— Нам они об этом не сообщили. Пока мы это поняли, они уже все собрались… Миклош, ты один можешь что-то сделать. Кеваго и Кирай лгут. Комитет, по сути дела, пал.
— Но ведь сейчас речь идет о парламенте и правительстве, не так ли?!