Витрины ломились от товаров, люди на тротуарах были хорошо одеты, по мостовой сплошным потоком шли автомобили. В одном месте поток лимузинов прервался — по улице катил миниатюрный экипаж-ландо, который тащила четверка забавных маленьких пони в разукрашенной сбруе. Знаменитая трикотажная фирма миллионера Пальмерса рекламировала свои изделия. Зрелище было действительно забавное, прохожие останавливались, смотрели и улыбались, я тоже остановился. Кто мог предположить, что два десятилетия спустя имя Пальмерса я прочитаю на первых страницах западных газет в связи с его похищением группой террористов с целью выкупа?
Сев в трамвай, я долго ехал через весь город. Сойдя с трамвая, очутился в пригороде. Проплутав еще с полчаса среди огородов и садов и пройдя через переход под железнодорожной насыпью, я с помощью редких прохожих очутился наконец перед воротами так называемого «лагеря для беженцев» на Хайдештрассе.
Вид лагеря отнюдь не вызвал у меня восхищения. На обширном пустыре, огороженном колючей проволокой, теснилось несколько десятков деревянных бараков. Перед одним из них по замерзшей, покрытой льдом и снегом луже катались на санках ребятишки, перекликавшиеся по-немецки на знакомом мне швабском диалекте. Очевидно, здесь жили швабские семьи, фольксдойче, выселенные из Венгрии. Я встретил там нескольких сербов и хорватов.
— Я новичок, только что приехал. Скажите, куда мне идти, к кому обратиться? — спросил я у молодого мужчины.
Он не проявил ко мне почти никакого интереса. Щуплый, с напоминающим лисью мордочку лицом, незнакомец искоса взглянул на меня. Впоследствии я узнал, что звали его Дьюла Мандачко. На родине он работал портным, потом был официантом, пока не сколотил какую-то артель, где крупно проворовался. Спасаясь от суда, он подался на Запад. Теперь, оглядев меня, он ткнул большим пальцем через плечо в сторону одного из бараков:
— Вторая дверь. Обратитесь к генеральше Матьяши. Ее превосходительство вам все расскажет.
На мой стук дверь открыла пожилая дама и предложила войти.
В небольшой комнатке, где приветливо потрескивала топившаяся чугунная печка, находилась еще одна дама, чуть помоложе.
— Моя племянница, знакомьтесь, — проговорила хозяйка дома. — Садитесь, погрейтесь немного. К сожалению, печки есть только у меня и у фольксдойче, остальные комнаты не отапливаются. — Дама с любопытством осмотрела меня, окинула взглядом с ног до головы. — А кто вы такой, позвольте узнать?
Обстановка явно указывала на то, что госпожа генеральша не принадлежит к числу лидеров венгерской политической эмиграции. Но здесь, в этом барачном лагере, напоминавшем печально известный поселок Валерии в Будапеште, она, несомненно, представляла местную элиту. Понимая, что именно здесь находится очередная ступенька лестницы моего восхождения к верхам, я галантно произнес:
— Ваше превосходительство, прошу разрешения представиться… Сабо Миклош, бывший депутат венгерского парламента.
Услышав эти слова, генеральша просияла. Холодная вежливость на ее лице сменилась выражением искреннего дружелюбия.
— От какой же партии? Мелких хозяев или от крестьянской?
— От первой, с вашего позволения.
— Должна вам заметить, господин депутат, — укоризненно сказала дама, — если бы ваша партия в свое время сомкнулась с нашими бравыми молодцами — военными, застрявшими в Австрии после войны, вам не пришлось бы теперь спасаться бегством. — И уже другим тоном она продолжала: — Отопление есть, но топливо слишком дорогое. А на триста девяносто четыре шиллинга пособия, которое получают беженцы, много не накупишь.
«Подумать только, — ответил я про себя, — эта божья коровка знает больше, чем можно было ожидать. Во всяком случае, ясно, что история с предложением генерала Сюди ей известна». Дама, несомненно, заслуживала большего внимания, чем я определил на первый взгляд. Одна ее фраза о бравых военных напомнила мне о том, что я стою на вражеской земле и в самом безобидном, казалось бы, месте могу угодить в ловушку.
Это послужило мне хорошим уроком. К счастью, произошло это в самом начале моего пути. Я дал себе зарок: нигде и ни с кем не расслабляться, постоянно держать себя в руках.
В прихожей перед кабинетом начальника лагеря сидел дежурный жандарм, вооруженный пистолетом. Его присутствие говорило о том, что в этой обители беглецов в любое время суток, видимо, случаются инциденты, требующие вмешательства властей. Правда, очень скоро я убедился, что эта мера предпринята в целях личной безопасности и защиты австрийских чиновников. Один-единственный страж порядка не мог, конечно, воспрепятствовать частым дракам и случаям поножовщины в лагере, в близлежащих кабачках и просто на улице, а тем более действиям агентов различных иностранных разведок, по дешевке скупавших у беженцев всевозможные документы.