4
Глобальное потепление и выбросы метана привели к разрушению биосферы в ходе Переворота. Это нарушило механизм геоконвекции и погодные условия на всей планете. Радикальные меры (вроде облака из зеркал, которое уменьшало объем солнечного света, достигавшего Земли, или искусственных деревьев Лакнера, чьи тканевые веточки удаляли тонны углекислого газа из атмосферы) снизили среднюю температуру на планете, но должны были пройти десятилетия, чтобы климат вернулся к показателям доиндустриального периода. На побережье Антарктиды ледники отступили, и даже в зимнее время ледяной покров стал гораздо тоньше, а когда наступало непродолжительное лето, лед и снег таяли почти по всей береговой линии.
Шри Хон–Оуэн обосновалась на северной оконечности Антарктического полуострова, на побережье Земли Грейама, выстроив там дом и исследовательский комплекс. Это было ее убежище, ее оплот, ее уединенная крепость, расположившаяся над фьордом. В извилистое устье залива не проникали холодные течения, айсберги и яростные соленые порывы ветра с моря Уэдделла. По берегу фьорда Шри создала биом, смоделированный на основе экосистемы, которая недолгое время процветала в самый теплый период в эпоху плиоцена. На каменистом побережье зеленели холмики осоки, крутые склоны покрывали болотные растения вроде карликовых родичей южного бука или нотофагуса антарктического, ивы травянистой, черники, багульника гренландского, березы; изредка эти заросли перемежались сочными лугами, укутанными травой и мхом, которые в летние месяцы пестрели желтыми головками лютиков и одуванчиков, синими колокольчиками, белыми астрами, розовыми и коричневато–красными цветками кипрея. Зайцы и два вида мышей–полевок питались вереском. За жизненное пространство на побережье боролись антарктические и папуанские пингвины. Здесь же расположилась небольшая колония тюленей Уэдделла. В небесах, подгоняемые яростными ледяными ветрами, парили поморники и орланы–крикуны. Чуть ниже того места, где стоял дом Шри, в укрытой от непогоды долине, среди покрытых мхом камней даже раскинулся небольшой лес — антарктический бук достигал там шести–семи метров в высоту. Профессор и ее младший сын Берри прогуливались, когда позвонил секретарь Шри и доложил о проблемах на Луне.
Стоял март. В Антарктиде властвовала осень. Буковые деревья принарядились в рыжие и желтые платья. Серое небо рождало скудные градинки, и те с шелестом сыпались на мох и на кучи опавших листьев. Черные белки устраивали партизанские вылазки за желудями, каштанами и орехами: совсем скоро они впадут в спячку на шесть месяцев, когда в Антарктиде властвуют тьма и минусовые температуры. Шри отругала Берри, когда тот бросил камень в излишне доверчивую белку, подошедшую слишком близко. Мальчик он был крепкий, ниже ростом и при этом тяжелее брата. Одетый, как и Шри, в стеганое пальто и брюки, с хорошенько завязанным капюшоном, Берри безо всякой на то причины яростно пинал трухлявый, заросший мхом ствол дерева, много лет назад поваленного бураном.
Последнее время Шри часто размышляла о судьбе своего младшего сына, пыталась понять, что ему удается, что нравится. Мрачный, грубоватый, Берри не отличался умом и мало к чему проявлял интерес, кроме вещей, которые мог съесть или сломать, но ведь должна же в нем жить хоть маленькая искорка, которую она сможет разжечь.
Шри опустилась на колени и показывала Берри беспозвоночных, которые извивались во влажной почве под бревном. Здесь были десятки ногохвосток (единственный вид беспозвоночных, распространенных в Антарктиде до Переворота), уползающие в свои норы черви, мокрицы и большой черный жук с изогнутыми жвалами. В лесу, на вересковых пустошах и лугах обитало более двухсот видов насекомых, даже разновидность шмеля, которую Шри включила в экосистему для опыления летних цветов. Встав на четвереньки, Берри копошился в листьях и мхе в поисках второго жука — матери он при этом рассказывал, как сможет устроить драку между двумя насекомыми, отчего Шри вспомнился Эуклидес Пейшоту. И тут зазвонил телефон.
— У нас проблемы с Оксбоу, — без всяких преамбул заявил Ямиль Чо. — Код десять.