Николай шагнул в полумрак, что-то опустил на пол и, закрыв Светлану полами полушубка, обнял с такой силой, с таким жаром, что насчет исхода встречи с Ларисой можно было не спрашивать.
— Прости, что заставил так долго ждать.
Тихонько прошли в комнату Светланы, освещенную призрачным светом ночника-грота из уральских самоцветов.
— Ты уверен, что поступил правильно? — спросила Светлана, нырнув под одеяло.
Вопрос был настолько неожиданным и странным, что Николай оторопел.
— Я не понимаю тебя. Какой другой вариант тебе видится?
Со стоном вздохнув, Светлана сказала, напрягая голос:
— Садись, и давай обсудим, как быть.
— Светочка…
— Выслушай меня. Ты доброхотно кладешь голову на плаху, и я… я боюсь за тебя. Кроханов, безусловно, разыграет эту козырную даму, тебя снимут и угонят отсюда. И неизвестно куда. Скорее всего на фронт. А это значит… Что тут строить иллюзии? Будем смотреть жизни в глаза.
— Будем. Но учти, жизнь сгибает тех, кто ее боится.
— Жизнь ломает тех, кто не сгибается.
— Я предпочитаю сломаться, чем согнуться.
— Ладно, Коленька, не до философствования сейчас. Тебе не жизни в глаза смотреть придется, а смерти.
— А что бы ты посоветовала?
Светлана задумалась над ответом, но сказала без дипломатических ухищрений:
— Вернись к ней.
— Вот это советик! — фыркнул Николай. — Твое прекраснодушие, дорогой мой человечек, вовсе недостойно умиления. Во имя чего? И за кого ты меня принимаешь?! Шарахаться из стороны в сторону? Покупать собственное благополучие такой ценой?
— Почему только собственное? А благополучие людей, тебе доверенных? Они же останутся на произвол судьбы, вернее — на произвол Дранникова и Кроханова.
Николай отвел глаза — пристальный взгляд Светланы мешал ему сосредоточиться.
— Довод веский, — согласился он. — И все равно даже ради других… не могу. Кроме того, я брезглив.
На лице Николая появилась такая выразительная мина, что Светлана не нашла, а может, не стала искать чем возразить. Потребовала:
— Рассказывай, что было. Тяжко тебе пришлось?
— Да уж нелегко, — признался Николай и стал излагать суть разговора.
Перспектива встречаться с Ларисой даже изредка, знать и постоянно чувствовать, что она где-то рядом, огорчила Светлану. До сих пор все относились к ней хорошо, теперь же заведется человек, который будет ее ненавидеть, хотя она, собственно, ни в чем не виновата. А если Николая отправят на фронт, злорадству Ларисы не будет конца. «Что, спасла своего милого? На смерть послала. А со мной бы…» Обо всем этом, однако, она не сказала. Спросила только, дотронувшись рукой щеки Николая:
— Она каялась или лгала?
— Лгала.
— А если бы каялась?
— Это ничего не изменило бы.
— Тогда еще один вопрос.
— А может, хватит? — взмолился Николай. — Я и так провел вечер вопросов и ответов и изнемог донельзя. Да и время… Пять часов.
— Последний, Коленька. Если бы меня не было, ты принял бы ее?
Задумайся Николай над ответом, Светлана могла бы усомниться в его правдивости, но он отчеканил:
— Нет!
Светлана приласкалась к Николаю и заплакала от счастья. Он поцеловал ее, ощутив соленую влагу на своих губах, прижался к ее мокрой щеке и зашептал нежные, успокаивающие слова.
Тесна старенькая девичья кровать для двоих, но рядышком им было тепло и уютно. Только сознание неизбежности разлуки омрачало радость.
Когда Лариса открыла глаза, серое зимнее утро уже заглядывало в заледенелые оконца. Увидев бревенчатые стены, дощатый потолок, не сразу сообразила, где она и что с ней, а когда на нее вдруг навалилось все, что произошло ночью, содрогнулась от вскипевшей злости. Нужно же было тащиться в эту медвежью дыру, чтобы получить такой унизительный отпор! И эта девчонка с глазами мадонны будет торжествовать, строить на осколках их семейной жизни свою семью.
Наткнувшись взглядом на старенький «эриксон» на стене, решила сделать еще одну попытку к примирению — не сдаваться же так сразу. Встала, надела женские тапочки, отметив, что у Светланы маленькая нога, подошла к аппарату.
— Света, это ты? — отозвалась на вызов телефонистка.
— Какая еще Света?! — бросила в трубку Лариса, обозленная тем, что роман ее мужа здесь легализован и тайны отнюдь не составляет. — Это жена Балатьева Лариса Варфоломеевна.
Как ни спокойной казалась самой себе Лариса, все же у нее дрогнул голос, когда сказала Николаю:
— Я все же надеюсь, что ты одумаешься и…
— Пора бы прекратить! — последовал холодный ответ. — Желаю успехов!
— Ты в этом горько раскаешься! — не найдя, чем парировать, пригрозила Лариса.
Люди типа Ларисы обладают облегчающей жизнь способностью находить причины своих бед в других и любой поворот событий обращать себе на пользу. Вот почему боль рухнувшей надежды обосноваться у мужа перешла у Ларисы в злость на него, а предстоящий отъезд стал казаться не вынужденным, а желанным. Скучно здесь, голодно и, главное, бесперспективно. Решила немедля возвратиться в Свердловск и поскорее, пока не нагрянула основная масса эвакуированных, устроиться на работу.
Скудно позавтракав ломтиком печеной репы и краюшкой зачерствелого хлеба, вернулась в Дом заезжих, где накануне оставила рюкзак, и узнала от комендантши неприятную новость: выехать из Чермыза не так-то просто — начальники автоколонн берут людей только по разрешению военкомата или директора завода. Это правило было введено из-за тех неугомонных, которые, получив отказ в местном военкомате, уезжали в Пермь в надежде, что оттуда им посчастливится попасть на фронт.
Пришлось отправиться к директору.
Где-то около десяти утра Лариса вошла в приемную и остолбенела. За столом секретаря сидела девчонка с глазами мадонны.
— Мне нужно… Я хотела бы… поговорить с директором, — с трудом вымолвила Лариса, чуть оправившись от неожиданности.
Светлана показала на дверь.
— Пожалуйста, он свободен.
Лицо Светланы не выражало ни неприязни, ни торжества, и Ларису уязвило такое безразличие к ее особе. На язык напрашивалось что-то грубое, резкое, но она смирила себя.
Кроханов принял ее прямо-таки с родственным радушием. Знакомы они не были, но в Макеевке жили по соседству, и при встречах на улице Лариса часто ловила на себе его похотливый взгляд.
О ее приезде Кроханов был поставлен в известность Ульяной еще вчера, она же сообщила сегодня о предполагаемом отъезде — служба информации у директора работала безотказно.
— Приятно видеть землячку! Я ведь тоже кровный выродок из Донбасса, — козырнул Кроханов своей причастностью к этому краю, талантливо соединив в одно слово «уроженец» и «выходец». Выйдя из-за стола, широко раскинул руки, чтобы заключить Ларису в объятия, — женщины, тем более красивые, действовали на него, как шпоры на застоявшегося коня. Пользуясь правом земляка, трижды облобызал Ларису. — Рад служить вам правдой и кривдой, — произнес торжественно, на сей раз перепутав в поисках надлежащих случаю слов грешное с праведным. — Раньше первым делом спрашивали, как здоровье, а теперь… Позвольте поинтересоваться: завтракали? Если нет, не откажитесь — ваше присутствие сделает честь столу.
Лариса кивнула было — завтракала, мол, — но тут же отступила: впереди долгий и тяжелый путь.
— Если вы так любезны…
Кроханов нажал кнопку невидимого глазу звонка.
Светлана появилась только на третий вызов.
— Куда ты деешься? — начальственно прикрикнул Кроханов. — Накрой нам завтрак в кабинете главного.
— На каком уровне?
Вопрос был отнюдь не праздный: Светлана знала, что Кроханов принимает гостей соответственно их значимости.
— Сама понимать должна. На высшем.
Пока Светлана организовывала завтрак, досадуя на превратности судьбы — второй раз приходится ей ухаживать за этой женщиной, — в кабинете шла доверительная беседа. Закончилась она так:
— А вашего мужа, дорогая Лариса Варфоломеевна, — Кроханов самым наглым образом ощупывал Ларису замаслившимся взглядом, — нужно наказать. Очень уж все мы… как это… снисходительные к нему. В Свердловске напишите наркому: так-то и так-то, намучилась, приехала, а он нанес такую фиаску. И обязательно с пометкой «лично». А пока подайте заявление мне, ну… все, что рассказали, и еще… что просили у мужа помощи, а он…