— Я? Я приеду, как только позовешь.
Эти бесхитростные слова женщины любящей и уверенной в своем избраннике тронули Николая. Благодарно поцеловал Светлане руку.
— Во всяком случае, до конца года я постараюсь доработать, — проговорил он твердо.
Долго не смог произнести Кроханов ни слова, когда выслушал требование Балатьева отдать отопительный котел в цех. Только глаза его меняли выражение. За удивлением последовало негодование, за негодованием сверкнула лютая ненависть.
— Уй-ди! — угрожающе прошипел он, с трудом сдерживая себя, чтобы не заорать, не разразиться бранью.
— Уйду. Но только получив согласие на котел.
Кроханов крутнул ручку телефона и попросил дежурную соединить его с главным врачом поликлиники. Когда тот откликнулся, заговорил:
— К вам сейчас подойдет Балатьев… Да, да, начальник мартена. По-моему, у него затылок горячий, может, пропишете постельного режима недельки две… Направление? Будет направление.
Вызвав Светлану, приказал напечатать для Балатьева направление в поликлинику.
Светлана перевела вопрошающий взгляд с Кроханова на Николая, снова на Кроханова и мгновенно поняла, что тот задумал.
— Я не нанималась сюда всякую ересь печатать, — сказала, не повысив голоса, с достоинством. — Сами пишите, если совесть позволит! — И вышла.
— Ишь штучка! — окрысился Кроханов. — Пока в девках ходила, ниже воды была…
Ничего не оставалось ему, как достать из папки листок с заводским штампом и написать направление от руки. Сделал он это довольно бегло, расчеркнулся и щелчком подтолкнул листок Балатьеву. Тот скосил глаза на него, явно не желая брать, но, прочитав, заулыбался и взял.
— Ошибок… Высшее образование без среднего? Как это вам удалось? Единственно, что вы хорошо освоили, даже разработали, — это технологию подлости.
Сложив листок, сунул в карман пиджака, из другого кармана вынул бланки заготовленных в три адреса телеграмм, разложил перед Крохановым.
Едва Кроханов прочитал одну из них — наркому, как к лицу его стала приливать кровь, да так быстро, что Николай испугался за его состояние — еще паралич хватит.
— Это шантаж, — еле слышно выдавил из себя Кроханов.
Николай ответил тихо:
— Это не шантаж, это железная необходимость. — Чтобы смять Кроханова окончательно, добавил: — Вы не учли одного: остер топор, да сук зубатый.
— Сука ты, а не сук! — изо всех сил рявкнул окончательно потерявший самообладание Кроханов. — Я такое тебе устрою, что будешь… волочить бедное существование, вот что будешь!
У Николая сжались кулаки. Эх, садануть бы Кроханову между глаз, да так, чтоб искры из них посыпались! Помолчал, укрощая себя, но от грубости не удержался:
— Вас, Андриан Прокофьевич, давно били? Что в Макеевке в ресторане — это мне известно, а вот…
— Сука! — повторил Кроханов в расчете, что Балатьев выполнит свое намерение, и тогда… Тогда ему несдобровать. Фонарь под глазом не такая беда, как этот распроклятый бузотер. С ним надо разделаться навсегда. — Ну, что ж ты пасуешь? — явно провоцировал он. — Ишь, молодец против овец… Испужался?.. Может, аверьяновки нюхнешь для подхрабрения?
Какое-то время они разглядывали друг друга, как быки перед схваткой. Николай боялся, что гнев замутит сознание и, только свершив поступок, он поймет, что произошло. Во избежание этого пружинисто поднялся и выскочил в приемную.
На него во все глаза смотрела насмерть перепуганная Светлана.
Ничего не сказав — двумя-тремя словами ничего и не расскажешь, а задержаться он не мог, — Николай прошел мимо нее, погрозив пальцем, — жест, которого Светлана так и не поняла.
Выйти вслед за ним в коридор она не решилась — в любую минуту директор мог вызвать ее. И действительно, вскоре раздался звонок. Кроханов наказал ей дать команду на конный двор, чтобы подали выезд.
К саням он подошел с верным своим спутником в дороге — с пухлым портфелем, в котором всегда был лабораторный спирт. Водворив драгоценный груз на мягкую подстилку, неожиданно вернулся в приемную.
— Найди своего… идиота… немедленно и предупреди, что я поехал добывать котел. Так что пусть он со своими телеграммами вой попридержит. Как бы не на почту помчал. Ступай туда. — Не увидев у Светланы никакого желания выполнить наказ, сказал примирительно: — Одевайся быстренько, подброшу.
В валенки Светлана влезть не успела, голову покрыть тоже, только накинула шубенку и со всех ног помчалась за Крохановым.
Дежурная уже выписывала последнюю квитанцию, когда, подбежав к Николаю, Светлана тихо передала слова директора и добавила от себя:
— А мне кажется, пусть идут. Отношения у тебя сложились острые, это из текста телеграмм ясно. Пусть там узнают о новых подробностях деятельности Кроханова — пригодится. А находчивость и требовательность тебе в актив запишут.
Несмотря на свою житейскую неопытность, Светлана довольно трезво оценила обстановку, и Николай на секунду замешкался, не зная, как поступить. Но жаловаться было не в его натуре, да и необходимость в этом, как ему показалось, отпала. Приблизил губы к холодному Светланиному уху.
— Пойми, мне не запись в актив нужна, мне до зарезу котел нужен. Вот если он не сделает — запущу.
Дежурная заупрямилась, когда Николай попросил вернуть телеграммы. Номера поставлены, квитанции выписаны, надо было раньше думать.
— А я денег не заплачу, — сказал Николай.
— А я милицию вызову, — пригрозила дежурная.
Пришлось обратиться к заведующему почтой. Благообразный, вежливый, с наружностью сельского попика мужчина сначала принял сторону дежурной, но, ознакомившись с текстом посланий, передумал, вернул телеграммы.
— Что это он вдруг перестроился? — задал самому себе вопрос Николай, когда вышли из здания.
— Кто? Кроханов или этот?.. — отозвалась Светлана.
— Этот…
Сняв с себя кашне, Николай набросил его на голову Светланы, завязал под подбородком.
— Наивненький ты мой! Крыша почты чьим железом крыта? Заводским. Кто крыл? Заводские кровельщики. Понял, что, не приняв такие телеграммы, окажет директору немалую услугу. — Упрекнула: — А все же напрасно ты не послушал меня. С противником надо вести превентивную войну, а ты занял оборонительную позицию.
На следующий день жители поселка увидели необычное зрелище. По улицам медленно двигались расписные сани, в которых важно восседал директор, а за ними запряженные цугом лошади тащили водруженный на мощные полозья, наспех вытесанные из бревен, котел локомобиля, освобожденного от всех движущихся частей — колес, маховика и прочей механики.
Заинтересовался этой процессией и Баских, увидевший ее из окна своего кабинета. Надев полушубок и шапку-ушанку, он выскочил из райкома и, чтобы не задерживать расспросами движение, подсел в сани к Кроханову.
Лицо у Кроханова одрябло от выпитого, глаза все еще были мутные.
— Откуда, куда и зачем? — Баских решил сразу выяснить все его интересовавшее.
Кроханов судорожно сглотнул, подавляя изжогу.
— Везу вот недоумка твоего из петли вытаскивать. Мазут будем паром разогревать. — Он не упускал случая попрекнуть секретаря райкома в пристрастии к Балатьеву и по возможности накапать на него.
— Где взял?
— В колхозе. В аренду до молотьбы дали.
— Дорого обошлось?
— Не больно. Три литра спирта, ну и железа подброшу.
— А если учесть, что полтора ты сам наверняка выглотал, то и вовсе пустяк. — Баских метнул на Кроханова открыто неприязненный взгляд и соскочил на дорогу.
Буквально через день Николай горько пожалел о том, что не внял совету Светланы — не отправил телеграммы. В цехе на доске объявлений был наклеен — не кнопками прикреплен, как обычно, а именно наклеен — новый приказ директора. Что отважился составить его Кроханов самолично, можно было установить по красотам стиля, но смысл был достаточно ясен и даже убедителен.
«Пункт 1. За обморожение мазута, что вызвало его недоставаемость из баржи и недоставляемость к печам, что вызвало у них слабый ход и уменьшенную выплавку, объявить начальнику цеха т. Балатьеву Н. С. строгий выговор.