«Понесла же меня нелегкая! – мысленно ругал он себя. – Лучше идти по-светлому – и быстро, и все видно, и нечисть всякая рядом не ошивается. Веник! Точно! Я ж веник с собой взял, не поленился в этот раз. Молодец, Лёха, молодец! Красавчик! Теперь можно идти подметать лес! Блин, ну реально… Что с ним делать? Вокруг дома круг начертить, ага, да, до дома еще добраться надо. Что там еще? Себя похлопать?»
Алексей остановился, снял рюкзак, расстегнул чехол, защищающий от сырости, и нащупал березовый оберег. Ему как будто стало легче.
«Лучше бы самогона в термос налил, – подумал он. – В малых дозах помогает от высотной болезни и прочих психозов. Может Тёма прав и у меня крыша поехала после лавины? Хрен его знает. Речунг сказал, что в Намче меня найдет, ну Намче так Намче! А пока надо двигать отсюда».
Он вынул веник и надел рюкзак. Сзади послышался шорох.
«А вот что у меня есть!» – Алексей ткнул веником в туманную неизвестность.
Черная тень метнулась и исчезла, в ущелье скатилась сыпучка из мелких камушков. Оставшуюся дорогу Лёха не выпускал оберег из рук.
***
На следующий день он выдвинулся в путь до рассвета и к пяти часам дня пришел в деревню Чуток. Судя по карте, до Луклы оставалось всего три-четыре часа в бодром темпе, но, сколько получилось бы на самом деле, было непонятно. Одно дело – топать по прямому асфальтированному шоссе, и совсем другое – вверх-вниз по горам. Поэтому Алексей решил не испытывать удачу и не провоцировать демонов, и заночевал в уютном, но холодном гестхаусе, где он был единственным гостем.
«Еще Чуток – и Лукла, а там и до Намче недалеко, и ту дорогу я знаю, – думал Лёха, допивая масала чай. – Держись, Речунг, скоро увидимся!»
После вчерашнего происшествия он выполнял перед сном один и тот же ритуал: обмахивал себя веником и втыкал его в дверную ручку – бегать, чертить круги вокруг чужого дома было бы слишком. При других обстоятельствах он высмеял бы себя за суеверие, но каждую ночь просыпался около трех часов от того, что кто-то дышал с другой стороны двери, будто обнюхивал ее, и потом покидал гестхаус, скрипя деревянными полами коридора и лестницы.
Сомнений в том, что за ним увязалась черная тень с неизвестными, но точно недобрыми намерениями, у него не оставалось.
***
В четверг 16-го мая Алексей миновал Луклу, пообедал в Монджо и около четырех дня пересек заветную линию под торжественной аркой с надписью «Добро пожаловать в национальный парк Сагарматха».
У знаменитого подвесного моста Хиллари он обогнал колонну яков, несущих тюки с зерном, и двух туристов – парня и девушку, не несущих ничего кроме фотоаппаратов, их рюкзаки тащил юный портер.
«Что за народ? – подумал Лёха и брезгливо поморщился. – Какие-то колониальные замашки. Рабовладельцы хреновы! Да, понятно, портеру нужна работа, но нельзя же человека до упора нагружать! Он ниже их ростом. До чего же нелепо!»
Оранжево-малиновые полосы заката поднимались все выше и выше по ярусам-ступеням столицы шерпов, пока вовсе не скрылись из виду, погрузив город-чашу в сиреневые сумерки, когда Алексей вошел в Намче-Базар.
Остатков сил у него хватило на то, чтобы снять номер на втором этаже гостиницы рядом с ирландским пабом и завалиться спать.
***
Черная тень, донимавшая Алексея три ночи подряд, на этот раз не пробиралась к его комнате, она устремилась на перевал над городом, обогнула монастырь Тенгбоче по лесу и отправилась к Мертвой горе – безжизненному месту, где случаются частые оползни и камнепады, неподалеку от горы Ама-Даблам, в дне ходьбы человеческим шагом от Намче и в часе ходьбы шагом бхута – демона-кочевника. По левую сторону от горы тянулась тропа к деревне Пхериче и дальше, к базовому лагерю Эвереста, а справа у подножия, в глубокой пещере, состоящей из круглой площадки и длинных тоннелей, уводящих неизвестно куда, обосновался колдун бон-по [19], который никому не называл свое имя, чтобы никто не смог завладеть его духом.
Колдун выглядел так же старо, как и древняя традиция бон, к которой он принадлежал. Коричневые морщины складками свисали с его лица, на голове он носил корону из обточенных фаланг человеческих пальцев. Через согнутую его спину была перекинута лямка потертой сумы, где он хранил мужской череп, берцовую кость и желтый порошок, и никогда с ними не расставался.