– Но я никуда не делся, я здесь, – прошептал Лёха побелевшими губами и улыбнулся.
Лицо ламы стало растворяться на вечернем небе.
– Куда ты? – закричал Алексей. – Я спасу тебя, лама! Я здесь! Я здесь!
На крики сбежались шерпы с фонарями, подняли его под руки и понесли в палатку врача.
В палатке топилась буржуйка и было очень тепло.
Врач стал раскрывать слои курток, чтобы послушать легкие.
– У меня пневмония, – сказал Алексей. – Двусторонняя, крупноочаговая.
И вырубился.
[1] Лама – духовный наставник, религиозный учитель (тиб.)
[2] Бардо (тиб.) – пространство между чем-то, обычно имеется в виду нечто между одной жизнью и следующей
[3] Шерпы – народ, живущий в Восточном Непале, в основном в районе Эвереста
[4] Сансара – видимый мир страданий, перерождений и смертей в буддизме
[5] Кхумбу – ледник в Непальских Гималаях, а также регион Кхумбу на северо-востоке Непала
[6] Одна из самых известных мантр в буддизме, буквально означает «Жемчужина, сияющая в цветке лотоса»
Глава 2. Катманду
Следующие три дня Алексей пролежал в больнице в Катманду, ничего не зная о том, что творится в мире. Мир же, напротив, знал, что произошло с Алексеем, и осаждал его палату, чтобы взять интервью. Об отважном русском, попавшем в снежную ловушку и пробывшем без движения 36 часов, написали все местные газеты и несколько зарубежных.
«Медведь вышел из спячки», «В одиночку выбрался из завала», «Парил над ледопадом Кхумбу», «Он переродился в горе», «В этом было что-то нечеловеческое» – пестрели заголовки.
Паша и Артём, друзья Алексея, попеременно дежурили у койки и никого не пускали.
Три дня Лёха не приходил в себя – то бессвязно разговаривал и звал кого-то, то затихал во сне без сновидений.
Врач, наблюдавший за его состоянием, заметил, что места обморожений слишком быстро заживают, и вечером за стаканом рокси поделился странным случаем с медсестрой, которая ему нравилась. Медсестра не долго думала и тут же слила сплетню знакомому репортеру, и в пятницу 10 мая поток журналистов с новой силой осадил убежище Алексея.
В 5 утра горячка впервые рассеялась и ему приснился ясный сон, мало отличимый от реальности. Он стоял на вершине Эвереста и обозревал живописный горизонт, украшенный цветными облаками и белыми шапками гор. Он был там один, но внезапно знакомый голос за спиной сказал: «Пора!»
Он ощутил странный толчок в спину, как от ударной волны, и побежал вниз, но почему-то не к Южному седлу, откуда пришел, а к Северному, с тибетской стороны, подпрыгивая на несколько метров в воздухе и едва касаясь ботинками камней. Это было прекрасно! Он обрел волшебную способность левитации и теперь ему все горы под силу!
«Пригнись! Скорее, скорее!» – сказал голос.
Алексей пригнулся и спрятался за выступ скалы.
Далеко под собой в районе передового базового лагеря он заметил группу китайских солдат с автоматами, обыскивающих территорию.
«Ну и что теперь?» – подумал Алексей. Во рту у него резко пересохло и дико хотелось пить. Он не чувствовал страха, но понимал, что если высунется, его убьют не раздумывая.
Он прижался к горе, надеясь стать невидимым.
«Куртка красная, вот черт! – подумал он. – Хорошая мишень. Надо убираться отсюда, прямо сейчас!»
И тут же оказался в родном селе Обрыв на берегу Азовского моря в доме своей бабушки Аксиньи. Все в селе знали, что Аксинья – ведьма, ее мало кто боялся, но все уважали, и за помощью приезжали не только из соседних деревень, но и из Донецка, и из Ростова, даже из Кубани.
Лёха сидел за круглым деревянным столом, накрытым белой скатертью. За окном пели соловьи и колыхались кусты сирени.
– Ба, а есть компот? – спросил он.
– Конечно, внучек, вот твой любимый компот, вишневый, вот вареники с картошкой, – бабушка поставила на стол графин, миску и чашку со сметаной. – Ну расскажи мне, забрался ли ты на свою гору? А то я все думаю о тебе, умереть спокойно не могу.
Старушка села рядом на скамейку, она была невысокого роста, статная, несмотря на возраст, с серебристыми, убранными на затылок волосами, серо-голубыми глазами, совсем как у Алексея, неглубокими морщинками у глаз и на щеках, в красных бусах и белом фартуке, вышитом маками.