Алексей выронил мешок с черепами и прислонился к стене.
– Ой, не могу, подожди-ка… Тяжело дышать.
– Дыши через нос, Алёша, медленно, отрегулируй свое состояние. Омм – вдох, Омм – выдох. Легче?
Алексей слабо улыбнулся.
– Ну вот, видишь… Ты чего испугался? Смерти? Смерти нет, есть переход из одного состояния в другое.
– Да, точно, лама Гулу так говорит. Я на проповеди ходил.
– Знаю, что ходил.
– Ага, кто б сомневался! А еще я испугался, что сам был вторым скелетом. Ну… что это мы с тобой тут замуровались, чтобы черепа никто не нашел.
– Ты спрашиваешь, знали ли мы друг друга в прошлой жизни? Знали. Но ты не был ламой.
– А кем я был?
– Моя задача – направлять тебя так, чтобы ты сам вспомнил, если это, конечно, важно.
– Да, важно, хочу все знать!
– Тогда ты все вспомнишь, а сейчас идем. Благоприятное время на исходе. Надо завершить ритуал запечатывания последнего черепа до полуночи.
– Значит ты и лама Гулу пожертвовали собой, чтобы зло не расползалось по Кхумбу?
– Некоторые колдуны и шаманы приносят в жертву невинных животных, чтобы задобрить духов, но мы, буддисты, считаем это дикостью и крайней мерой жестокости. Духов можно задобрить хлебом и сладостями, а единственное живое существо, на которое у тебя есть права, – ты сам, и единственная возможная жертва во имя блага живых существ – собственное тело. Однажды Будда шел по лесу и увидел умирающую тигрицу. Ей нечем было кормить тигренка, от голода пропало молоко. Будда отдал ей собственное тело и спас мать и сына. В одной из следующих жизней Будда стал принцем Сиддхартхой, которого мы и знаем как Будду, а тигрица стала его матерью.
– Так я не понял, лама Речунг, вы что? Покончили с собой?
– Нет, конечно, нет. Мы сели в медитацию, запечатали вход, погрузились в самадхи и переродились.
Алексей шел молча, погруженный в мысли, а затем в безмыслие, пока не остановился перед вертикальным препятствием.
– Я так понимаю, что дальше я один? – спросил Лёха, выгружая снаряжение. – Не обижайся, лама Речунг, но ты человек в возрасте, как ты по отвесной скале полезешь? Только скажи, что делать, как ритуал провести, и я справлюсь!
– Знаю, что справишься, а вот еще один знак Мани ты не заметил, – Речунг наклонился и стер бурый налет с маленькой неприметной дверцы. – Нет никакой нужды куда-то лезть, – он нажал на белый камень. – Добро пожаловать в сердце Адеш-Парват!
«Вот же дебил! – Лёха прополз вслед за наставником по короткому тоннелю, тихо матерясь. – Простых путей мы не ищем, да, мастер Буреев? Обязательно надо куда-то щемиться! Ох и Лёха, ох и красавец!»
На площадке по-прежнему пахло чем-то странным, над пирамидой потрескивало и переливалось марево, похожее на Северное сияние.
– Что это, лама Речунг?
– Неупокоенные души колдунов. Давай сюда черепа.
Лёха протянул мешок.
Лама аккуратно поставил череп трехсотлетнего колдуна на верхний этаж из трех голов и увенчал пирамиду останками последнего Цэрина из линии бон, не называющих имена.
– А что написано на камнях? Это же на тибетском? – Лёха кивнул на черные камни, наставленные по кругу.
– Да, на тибетском. Надпись гласит: «Ом Ами Дэва Хри! Мы желаем вам лучшего перерождения в чистой земле Будды Амиды!» Эту мантру мы и будем повторять.
– И сколько повторять?
– Пока кости не превратятся в прах. Не волнуйся, до рассвета закончим.
***
Серые проблески утра окрасили вершину Адеш-Парват и зашумели многоголосием живых существ.
Поющая дверь отворилась в последний раз. Из недр горы вышли два мага, старый и молодой, и в тот же миг два стража, охранявшие вход, превратились в пепел, исполнив свой долг.
«Оммм, – пропела дверь, прощаясь. – Ом Мани Падме Хум!»
Алексей думал, что показалось, и для верности провел рукой по выступу – нет, не показалось: впервые за долгие годы на Мертвой горе появился мох и едва заметные ростки кустарников.
***
Вторник 28 мая начался с математических подсчетов. Лёха сидел за столиком уличного кафе в Намче, рисовал схему Эвереста с южной и северной сторон и записывал примерное время подхода от точки до точки.