– К ночи будет буран, но до заката погода на нашей стороне.
– Отлично. Тогда подкрепляемся и идем. И пусть дхармапалы будут милосердны!
***
В шестнадцать часов Артём Соколов и Алексей Буреев стояли на вершине Эвереста, и это был их личный абсолютный рекорд бескислородного восхождения на крышу мира – девять часов, десять минут из первого высотного.
Впервые в жизни они ощущали полное счастье и величие момента, были не голодны, не измучены, сохранили силы на спуск и кадры в фотоаппарате на долгую память.
Единственное, что слегка омрачало момент, – лама Речунг упорно не получался на снимках, вместо его радостного лица расплывалось золотистое пятно, будто кадр засветился.
– Идеальное восхождение! – сказал Артём. – Без очередей и спонсоров, только мы и гора.
– Да, и с достойной целью. Не ради славы, а ради спасения живой души. С Обрыва до вершины всегда вместе, братишка! – Лёха обнял товарища.
–Всегда вместе!
***
К закату друзья спустились в третий высотный лагерь с северной стороны и совершили незаконное пересечение китайской границы по самой высокой части планеты.
Местами пришлось тяжело – перила сорвал ветер, а на подходе к Северному седлу начался ураган.
Лёха и Тёма двигались в темноте, прорезаемой светом двух налобных фонарей и мельтешащей снежинками. Периодически натыкались на Речунга, он ускользал вперед едва различимой тенью и показывал дорогу.
– Сюда, сюда! – подзывал лама рукой и исчезал.
– Всё, больше не могу! Зараза! – Артём тяжело бухнулся на колени и уперся в ледяной настил. – Это наш общий глюк. Речунга не существует. Нет его, нет! Сюр какой-то. Коллективный психоз. Я остаюсь здесь.
– Тёма, вставай! Осталось немного! Пятьдесят метров вниз, сто шагов, сто вдохов и выдохов.
– Нечем дышать, – прохрипел Артём. – Мне холодно.
– Речууунг! – изо всех последних сил закричал Лёха. – Речунг! Помоги!
И не услышал ответа. Только черная пасть головокружительной высоты и бушующий эпицентр белого неба смешивались и расступались, показывая то пропасть, то узкое подобие тропы под густым слоем снега.
– Сюда! – тень как будто снова вынырнула из бурана и замаячила далеко впереди.
Лёха бросил рюкзак, стащил рюкзак с Артёма, молча поднял друга и пошел.
– Не могу, – повторял Тёма, – прости… братишка.
– Шаг, и еще один, и еще один, вот видишь? Мы идем! Все будет нормально, уже скоро, уже скоро!
Речунг скрылся из вида, но Лёха узнал очертания Северного седла и посадил Тёму в сугроб примерно там, где указывал лама, подавая знаки.
– Ты побудь здесь, ладно? Я за вещами! Я быстро! Все будет хорошо!
Развернулся, снова увидел далекий ориентир и побрел, с трудом переставляя ноги. Речунг взмахивал руками и уже не был Речунгом – перед глазами Лёхи парил горный орел, расправив огромные крылья.
«Я знаю, знаю, лама Речунг, – шептал Алексей. – Только ты так умеешь. Ты проходишь сквозь стены, являешься во сне, предсказываешь погоду с точностью до часа, говоришь по-русски без акцента, ты вытащил меня из ледяного гроба и провел до ледопаду. Ты вытащил меня из пропасти».
Жжжииих! Мелькнул ледоруб и отчаянно завизжал, впиваясь в отвесную стену расщелины. Лёха удержался и пополз там, в Кхумбу, три недели назад, но будто и не было тех недель, будто прошла всего минута. Ррраз! Он воткнул ледоруб со всего маху и подтянулся. Ррраз! И еще, и еще. Выбрался на хвост коварного змея, скрипящего обжигающими прозрачными глыбами, и не мог дышать. Воспоминания так пронзительно сливались с реальностью, что не отличить.
«А где же Речунг? Где Речунг? Это же он меня вытащил! Он! Он!» – судорожно скакали мысли. Но Речунга не было сейчас, прямо сейчас на Северном седле, как и не было тогда, на Кхумбу.
Или был, только незримо?
«Был! Был! И потом был! Все его видели! И Тёма видел, и Ренко видел, и Энди видел! Просто сейчас он ушел, чтобы показать дорогу, он же все прекрасно видит без фонарика, а я слишком переживаю, чтобы видеть в темноте. Мои суперспособности рассеялись из-за бурана. Это временно. Они вернутся. И Речунг вернется. Он не мог нас бросить. А вот и Речунг! Речууунг!» – закричал, точнее, пробулькал Лёха, выплюнул кровь, стекающую в горло из лопнувшей слизистой носа, и шатаясь дотопал до рюкзаков, которые он принял за отдыхающего ламу.