– Ба, ты чего? – удивился Алексей. – А кто будет пирожки печь? Скоро Новый Год.
И тут же услышал смех.
Смеялся Речунг. Он стоял, засучив рукава просторной рубахи, и месил тесто у печи.
– Каков замес, да, Алёша? – Речунг разминал густую массу, посыпал мукой, шлепал об досточку и переворачивал. – Слыхал о бодхисаттвах? А как тебе идея черного бодхисаттвы? Представь, что толпа одержимых безумных солдат врывается в твое поселение, пытает и качелит крестьян и монахов. Представь, что ты – бодхисаттва и ты дал клятву спасать. Что ты сделаешь? Будешь молча молиться и смотреть? Или убьешь злодеев ради прекращения мучений бедных людей?
– Я буду защищать людей. Тут и думать нечего.
– Убийство любого существа, даже злобной твари, коим является безумный порочный человек, а вовсе не животное, влечет за собой определенные последствия. Ты снова попадешь в круг перерождений и смертей и будешь страдать. Ты готов испортить карму?
– Готов! Зачем мне париться о карме, если моих близких мочат какие-то уроды?
– Значит, ты – черный бодхисаттва, Алёша. Это подвиг, достойный поклонения и почитания. Ты готов пожертвовать собственной благой кармой ради счастья других. Трагедия Тибета заключалась в том, что местные жители все до единого – буддисты и следуют принципу «сохраняй жизнь, не убивай». Некоторые пытались сопротивляться китайской армии, но многие просто терпели и молились, терпели и молились, чтобы только не нарушать заветов Будды. Уж очень не хотели родиться ослом в следующей жизни.
– Ага, а я не хочу быть козлом в этой жизни! Честь и совесть превыше закона, даже если это закон Будды. А что ты лепишь, лама Речунг?
– Волшебные пирожки торма. Они летают по воздуху и бывают очень мстительными либо применяются для самообороны, – лама резал тесто на кусочки и лепил пирамидки средней величины, чуть больше обычного вареника.
– От кого тебе обороняться, лама Речунг? – удивился Алексей.
– Не мне, а тебе. Если враг близко, берешь пирожки и насылаешь на врага, они летят как град и обрушиваются, побивая все вокруг.
– Ага, теперь понятно, – Алексей улыбался.
Тепло печи разливалось по комнате и он окончательно согрелся.
Буран утихал за стенами палатки, и Алексею казалось, что кот Барсик точит коготки. Он свернулся рядом с Артёмом на коврике и уснул.
Палатка мерцала в ночи словно светлячок, озаренная светом тумо, и китайский горнострелковый патруль, делавший обход границы в полутора километрах ниже Северного седла, обнаружил странное явление и решил проверить возможную диверсию, как только погода позволит.
***
Во сне Алексей искал ламу Речунга и не находил. Сновидение повторялось один в один как тогда, на больничной койке в Катманду.
Он стоял на вершине Эвереста и обозревал горизонт, украшенный цветными облаками и белыми шапками гор. Он был один, но внезапно знакомый голос за спиной сказал: «Пора!»
Он ощутил странный толчок в спину, как от ударной волны, и побежал вниз, но почему-то не к Южному седлу, откуда пришел, а к Северному, с тибетской стороны, подпрыгивая на несколько метров в воздухе и едва касаясь ботинками камней. Он обрел волшебную способность левитации, он летел!
«Пригнись! Скорее, скорее!» – сказал голос.
Алексей пригнулся и спрятался за выступ скалы.
Далеко под собой он заметил группу китайских солдат с автоматами.
«Ну и что теперь?» – подумал Алексей. Во рту резко пересохло и дико хотелось пить. Он не чувствовал страха, но понимал, что если высунется, его убьют не раздумывая.
Он прижался к горе, надеясь стать невидимым.
«Куртка красная, вот чёрт! – подумал он. – Хорошая мишень. Надо убираться отсюда, прямо сейчас! Подожди, какая красная? Мы же с Тёмой специально купили белые штаны и куртки перед походом! Прямо после этого сна и купили. На всякий случай. И вот он, случай! Ах же ж, блин! Я делал тумо и палатка светилась! Точно! Мы согрелись, но спалились, чёрт, чёрт!»
Алексей тревожно заворочался, но не проснулся, и снова оказался на Эвересте с северной стороны.