Ну и где теперь, в эту минуту падения в преисподнюю… где они, мои ценности, на которые я угробил жизнь? Где, спрашивается, вожделенные джинсы, ковбойские сапоги, свитера а-ля Хемингуэй, рубашки поло и рубашки под смокинг, брендовые костюмы, золотые часы, престижные автомобили, охотничьи ружья, пистолеты, пачки долларов, золотые побрякушки – вся эта дрянь осталась в прошлом. Курорты и санатории, театры, кинотеатры и клубы, боулинги и корты, яхты и самолеты – там, за спиной. Книги о любви и приключениях, путешествиях и войне, бандитах и благородных рыцарях – в макулатуре.
Как там у Боба Дилона? Помнишь, песенку «Достучаться до небес»? Вот она, тут как тут, тук-тук-тук:
Momma, put my guns in the ground, Мама, сложи мое оружие на землю,
I can't shoot them anymore, Мне уже не придется из него стрелять,
That long black cloud is coming down, На меня надвигается темнота,
Feel I'm knockin' on heaven's door. Похоже, я стучусь в небесные врата.
Knock knock knockin' on heaven's door. Тук, тук, тук – стучусь в небесные врата.
Нет, Бобик, нет, дорогой философ с гитарой, ни ты, ни я и никто из нас не впустил смысл этой песенки в душу, в разум. Смысл пролетел мимо, развлек на минуту-другую оригинальностью, голосом твоим красивым, интонациями раздумчивыми, внешностью твоей таинственной – и это всё. Ты – исполнил, мы послушали – и это всё. Без последствий, впустую, холостым выстрелом в пустоту, в черную вакуумную пустоту нашей души. Так что и это всё – зря, и это всё – в прошлом, ушло, растаяло в суете дней, в пустоте бессмысленной жизни. А сейчас и мне предстоит стучаться в некую дверь, только не небесные врата – куда мне с грешной мордой в рай! – в бездну ада – вот, что я заслужил. Полный анамнез!
Всё, приплыли… Вот он – итог моей непутевой жизни. Не думал, что мрак может быть таким густым и черным. «Если свет, который в вас, есть тьма, то какова же тьма!» Наконец, упал плашмя на холодный мокрый камень и лежал, парализованный страхом и бессилием. В это время у меня за спиной что-то происходило и, судя по глухому звериному рычанию, ничего хорошего ожидать не приходилось.
Наконец, раздался затяжной гром, невидимые грубые руки схватили меня за плечи и затрясли, словно пытались вытрясти душу. Я подумал про себя, ведь я уже умер, зачем же меня убивать второй раз? Затем невидимый палач поднял меня и из всей силы бросил на каменистое дно. От удара всем телом вместо физической боли я ощутил режущую тоску абсолютного отсутствия надежды на спасение. Нечто вроде того испытывает, наверное, человек, у которого только что отрубили голову: какие-то секунды глаза видят, мозг работает – и эти последние мгновенья полны ужаса. Вот оно, самое страшное мучение – отчаяние безо всякого просвета, без малейшего проблеска надежды на лучшее. Всё, конец… Наступила черная, холодная вечность. Это навсегда.
И вдруг, через миллион лет мрака, сверху сзади опустился луч света. Он вырвал меня из плена тьмы и стал поднимать вверх. И вот я уже перевернулся, и лицом, грудью, всем телом – освещен лучом, и как на лифте, взлетаю вверх к Солнцу.
…Моя комната с выключенной электрической лампой показалась необычайно светлой. В окно лилось лунное серебро, но вот туча скрыла небесный полумесяц, а земля все равно непрестанно освещалась тонким сиянием надежды. Насколько же это сладкое чувство – надежда на спасение от мучений во мраке черной бездны!
Я рассматривал свои руки, ноги, ощупывал плечи, лицо; вглядывался в каждую мелочь интерьера комнаты, и меня наполняла пронзительная радость жизни. Пусть я все оставшееся время до самой кончины проведу в этой комнате, в этом земном сиянии – это счастье просто жить и знать это наверняка – я живу, я могу дышать полной грудью, двигаться!.. Молиться – вдруг это слово прозвучало во мне, выплеснулось из глубины сердца и ожило, воскресло, зажглось путеводной звездой. Наверное, впервые осознанно и от всей души я прошептал «Господи, благодарю Тебя за это избавление от смерти! Господи, как угодно, только спаси меня! Я – Твой, Господи, Твой навсегда!»
В тот миг абсолютного счастья невидимые добрые теплые ладони обняли меня, уложили на кровать и по всему телу, ото лба к ногам прокатилась мягкая теплая волна. Внезапный сон запечатлел на лице блаженную улыбку. Уже через мгновение мои руки превратились в крылья, я без труда поймал теплые восходящие струи воздуха и взлетел высоко над спящей землей. Мне по-прежнему были видны каждая мелочь на земле вплоть до травинки, песчинки, жучка-паучка, птички-пичужки. Снова и снова убеждался в том, что даже ночью земля окутана сиянием надежды – о, как я теперь ценил этот великий дар! Подо мной проплывали изумрудные кудри лесов, серебристые ленты рек, белые стрелы дорог, желтые квадраты полей, мерцающие силуэты поселков и городов. От земли восходили радужные лучи благодарности – это возносили молитвы дети Божии, а на них и на всех людей снисходил немеркнущий свет Божией любви. Из груди в глубину мозга хлынуло многоголосое пение, словно в сердце поселился хор: «Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася. Истина от земли возсия, и правда с Небесе приниче» (Пс.84:10,11)