– Коль находишь силы шутить, – печально улыбнулся святой, – значит, выдержишь и это испытание. Обещаю, брат мой возлюбленный, обещаю, Андрей, я тебя никогда не оставлю. Буду водить под ручку, чтобы не упал. А упадешь, подниму. Держись, брат!..
Видимо пуля, пробившая мой череп, вскользь, навылет, все-таки повредила центры мозга, которые отвечают за двигательную активность левых конечностей. Сколько ни делали мне массаж, сколько не прописывали процедур, вернуть полную активность мышцам не удалось. Я стал припадать на левую ногу, а левая рука иной раз висела как плеть, не желая подчиняться, а иногда оживала, но не совсем. Оставалось радоваться тому, что правая сторона невредима, и я могу креститься по-человечески.
Весна
Помнится, когда я впервые исповедовался у старца Василия, меня удивило, как это ему удавалось читать мою душу, как открытую книгу. Он видел все грехи от семи лет до настоящего дня. Да что там грехи, малейший помысел не ускользал от его внимания. Сам старец объяснял это так:
«Когда исповедаю человека, молюсь о даровании мне Духом Святым слова истинного. Поначалу-то, когда был молодым попом, редко слышал слово, а сейчас каждую исповедь. Опять же, раньше мучился от грехов человеческих, ночами не спал, рыдал перед образами. Но однажды услышал слово: не плач, но радуйся, ты очищаешь людей от скверны, они от тебя отходят чистыми, как младенцы».
Сижу на стуле, опираясь бесчувственной левой рукой на тумбу аналоя. Передо мной на коленях стоит Старый друг. Ему стыдно, на душе камень. Он отводит глаза, клонит голову, прячет лицо.
– Очень виноват перед тобой, отец Силуан. – Это мое новое монашеское имя. – И не только перед тобой. Всюду неправ. Грешен!
– Это хорошо.
– Хорошо, что грешен?..
– Нет, конечно, а то, что чувствуешь вину. Значит, ты на правильном пути. Кайся, кайся! Господь среди нас.
– Василий Иванович недавно похвастал, что рассказал тебе о моем предательстве. Он дал мне денег, много денег, чтобы я его людей в твою квартиру заселил. Бандитов…
– Ему не удалось нас поссорить.
– Я знаю. От этого мне еще хуже. Ты простил мое предательство, а я тебе даже не повинился.
– Но ведь сейчас ты именно этим и занимаешься. Так что все хорошо. Продолжай.
– Помнишь мою бабушку-революционерку? Ну, ту самую, что курила махорку и смотрела на тебя злющими глазами.
– Да, колоритная дама, такую вовек на забудешь.
– Так я и ее предал.
– Это каким же образом?
– Тот черный человек, с которым мы ездили к индусу, он меня уговорил отвезти старуху на лечение в Америку. Ну, ты помнишь, им еще брахман напророчил поездку за океан. Так Вил уговорил старуху, потом меня, да еще дал мне пять пачек долларов, якобы на ремонт квартиры после ее отъезда. Она-то не позволяла, все говорила: после меня хоть потоп, хоть ремонт, а при мне не смей.
– И во время их совместной поездки случилось то, о чем предупреждал их брахман, но не перевел тот голый мальчишка? Они погибли…
– Да, точно. В Америке, в первый же день попали в аварию. И все трое сгорели, да так, что на асфальте осталось лишь черное пятно. Мне даже нечего хоронить было. Так, пустую урну в нишу колумбария поставил и замуровал. Это что же, я убил старуху?
– Нет, Виктор, ты не убивал. Черные люди объединились, чтобы вместе сотворить черную мессу и сойти в ад, держась за руки. У них есть такой колдовской обряд. Так что не переживай об этом. Твоя старуха и оба эти черные ребята с собачьими именами были из одной секты сатанистов. Это их выбор. Но ты все же раздай нищим деньги Вила о упокоении старухи. Ведь она была тем самым антиподом, который и привел тебя в храм. Кто знает, может быть, это ей зачтется.
– Отец Силуан, благослови на брак с Татьяной. Не могу я без нее.
– А она без тебя может?
– В том то и дело что да, может. Когда мы встречаемся, она только о тебе и говорит.
– Виктор, друг мой старый… Мой очень старый друг… Ты понимаешь, если я сейчас дам тебе благословение, придется его выполнять, как бы противно не было.
– Да, я это понимаю.
– А ты готов на мученичество семейной жизни? Ты готов к ежедневным издевательствам? К изменам жены? Ведь Таня тебя не любит. Такие эгоистки как она вообще никого, кроме себя, любить не способны.