– Ну вот тебе моя благодарность, брат, за то, что поддержал меня в узилище. Отныне ты совершенно здоров, и еще много лет поживешь, да послужишь Господу и людям.
– Благодарю тебя, брат мой возлюбленный! Прошу тебя, Пателеюшка, когда взойдешь на Небеса, помолись обо мне.
– Непременно. И ты обо мне. Прошу.
Вошли палачи, мученика подняли с песчаного ложа в пятнах крови и повели наружу. Я остался один, прислонился к стене из грубой каменной кладки и стал молиться Иисусовой молитвой об укреплении великомученика.
Молитва подхватила меня и унесла в детские годы, в блаженные годы моих первых настоящих страданий, «утонченных и растянутых на годы».
Мой нежный ангел
Анжелика, в крещении – Ангелина, Ангел, мой нежный ангел…
Жила она в соседнем дворе, куда я часто приходил играть на спортивную площадку. Там водилась огромная самка сенбернара по кличке Дина, молодая, глупая и шаловливая. Ей ничего не стоило скуки ради запрыгнуть передними лапами на грудь случайного прохожего и облизать ему лицо большим слюнявым языком. Когда она приставала к нам и мешала гонять мяч, кто-нибудь давал пинка и она убегала. А однажды во время игры в волейбол, когда мне удалось на подаче врезать мячом в самого слабого игрока противника, и уже заранее торжествовал победу, услышал я пронзительный детский крик.
Оглянулся, увидел бегущую ко мне девочку лет пяти, за ней следом неуклюже гналась собака Дина. По сравнению с малышкой псина выглядела огромным монстром. Я подхватил девочку, ударил псину кедом в тупую лохматую морду, та нехотя с ворчанием отступила. Девочка испугалась не на шутку, ее трясло, по ножке струилась теплая жидкость, а по моей шее, куда она уткнулась лицом, на ключицу стекали горячие слезы. Под насмешки мальчишек, понес ее на руках. Мне уже доводилось носить девочек с вывихом ноги и растяжением, такое часто случалось в спорте, а бабушка так воспитала, что первым бросался на помощь, потому что был единственным мужчиной в семье, а это обязывает.
– В каком подъезде ты живешь? – спросил я как можно мягче.
– Там, – показала она пальчиком, я нес «туда»; на лестнице снова спросил:
– На каком этаже твоя квартира?
– Там, – пропищало дитя, и еще раз: – там, – то есть на третьем этаже, наконец последнее «там» привело нас к ее двери. Я позвонил – тишина, девочка сказала:
– Толкай.
Я пнул дверь ногой, мы вошли в пустую квартиру. Что же, за ней и приглядеть некому? Вздохнул и понес ее в ванную, умыл заплаканное лицо, снял мокрые платьице и трусики, вытер полотенцем, положил в кроватку, укрыл одеялом. Все это время она прижималась лицом к моей шее и мне стоило большого труда, оторвать ее от себя и успокоить. Я чувствовал себя взрослым мужчиной, сильным и смелым, спасшим маленького человечка чуть ли не от верной погибели. Чтобы успокоить ребенка, я непрерывно говорил:
– Как тебя зовут?
– Ангел.
– А ты не сочиняешь?
– Так меня папа зовет, а мама – Лика, а вообще-то я Анжелика.
– Послушай меня, Анжелика, нельзя убегать от собак, они всегда преследуют бегущего человека – это у них инстинкт такой, понимаешь?
– Нет. А зачем?
– Погоди, сейчас. У вас молоко есть? Давай я тебе подогрею молочка, ты выпьешь и поспишь. Тебе надо успокоиться и поспать.
– Нет! – вскрикнула капризулька. – Меня возьми. Я боюсь одна.
– Ну, ладно, – я оглянулся и разыскал пижаму. – Давай наденем на тебя вот эти штанишки с рубашечкой, такие желтенькие в цыплятках, ты и сама станешь похожей на цыпленка.
– Давай, – всхлипнула девочка, откинула одеяло и протянула ко мне руки и ноги. Это что же я и одевать ее должен, сама не умеет? Или опять капризничает?
– Ну, ладно, давай помогу.
Кое-как надел пижаму. Девочку до сих пор трясло от страха, она по-прежнему всхлипывала и прижималась ко мне. По моей шее на ключицу по-прежнему стекали горячие слезы. Сколько же их у неё! Тоном пожилой нянечки детского сада я продолжил: – Понимаешь, Ангел, собачки так воспитаны. С древних времен они пасли вместе с людьми овечек или, там, коровок. И если какая-нибудь овечка убегает из стада в лес, там ее могут волки укусить. Поэтому собаки догоняют беглянку и возвращают в стадо.