– На какую еще набережную? Ночь на дворе. А до реки пёхать да пёхать, до утра не дойдем.
– Я же так, символически, для примера, чтоб покрасивше было. Наш двор и без того уютен и прекрасен, как рай.
– А, ну ежели, конечно, символи-и-ически… – Старик покрутил корявой пятерней в воздухе. – Тогда давайте хором, три-четыре: «Май течет рекой нарядной по широкой мостовой…» Только тихо! Не кричать…
– «…Льется песней необъятной, – зашептали мы хором, – над красавицей Москвой…»
Загрузка
– Прости, Никита, – сказал я за утренним кофе, – ты вчера пытался что-то сказать, а я улизнул от разговора, как уж от юнната…
– Как ты сказал? Уж от юнната? – он извлек из внутреннего кармана блокнот и быстро записал фразу. Он уже оделся в строгий костюм для выхода в люди.
– Зачем тебе?
– Так образное выражение! Я его в разговор вставлю…
– …И братва забазарит: а терпила-то в культуре рубит! Да?
– Примерно… – вежливо улыбнулся Никита. – Ты пойми, мне культурку еще слегка подтянуть надо бы. А то всё феня иногда из меня… как-то по привычке
– Тогда лучше запиши так: подобно очковой кобре – от герпетолога в серпентарии. Каково?
– Еще лучше! Как там, герпе… серпе…нтарии… – пробурчал он, записывая. Ты это, давай, иногда мне подкидывай такие словечки, мне страсть как нужно быстрей «в культуре рубить».
– Но мы отвлеклись. Тебя что-то беспокоит?
– По правде сказать, да, – кивнул сосед. Допил кофе, собрался с мыслями и выдохнул: – В двух словах так. Как я сказал, у меня своя фирма. За полтора года мы хорошо развернулись. Пошли хорошие деньги. И вдруг босс навязал мне заместителя – сыночка одного авторитета. Дружат они, видите ли с детства, как же мальчику не помочь… Парень сходу стал подминать под себя мой бизнес, и чуть что – угрожает. Я, конечно, мог бы обратиться к боссу, и он бы всё разрулил. Только, понимаешь, не хочу выставлять себя слабаком, который не умеет решать свои проблемы. А у тебя, я слышал, опыт, связи. Не поможешь? Только так, чтобы без мокроты, по-чистому, понимаешь. Я отблагодарю.
– А парень твой крещеный?
– Конечно. Мы с ним однажды в бане парились, так я у него на шее крестик золотой видел. Он еще крестился всё, перед тем, как в бассейн прыгнуть.
– Хорошо. Теперь – имя.
– Вадим. Что еще?
– Я сейчас приготовлю записки, а ты приезжай на обед домой, мы с тобой объездим три монастыря. Да! Разменяй денег побольше мелкими купюрами для раздачи милостыни. Всё. Жду тебя здесь.
Вышли мы из дому вместе, Никита уехал на внедорожнике, а я направился в ближайший храм. Служба была в самом разгаре. За аналоем увидел изрядно поседевшего отца Сергия и встал к нему в очередь на исповедь. Этот батюшка исповедовал еще мою бабушку. Он же проводил её в последний земной путь, сопроводив напутственным причастием и соборованием, он же ее отпевал.
Между аналоем и образом Покрова Пресвятой Богородицы на простенке меж двух глубоких арок появился мужчина в черном костюме. Он обернулся и вперил саркастический взор мне в лицо – словно мраком обдал и серой кипящей. Сердце сжалось от страха. Мужчина в черном стоял, как вкопанный, и смотрел на меня в упор. Я непроизвольно поднял щепоть ко лбу, для крестного знамения. Он едва заметно отрицательно покачал головой и одними губами произнес: «нет!». Меня окатило юношеское безрассудство – всегдашнее неприятие тупого бессмысленного запрета – и я размашисто перекрестился, с болью впечатывая щепоть из трех пальцев в лоб, живот, правое и левое плечо.
С интересом глянул на мужчину в элегантном черном костюме. Он побледнел, будто от удара в живот, укоризненно качнул красивой головой с дорогой стрижкой и снова обжег меня из глазного огнемёта. Но тут выпрямился священник, оглядел мрачную фигуру по контуру, что-то сказал черному, тот с кривой улыбкой ответил. Видимо, отцу Сергию не очень понравился ответ странного прихожанина, он пухлой рукой взял с аналоя крест и провел в воздухе сверху вниз и слева направо, иерейским благословением. Мужчина в черном костюме внезапно исчез, будто растаял в густой тени арки. Больше в этом храме я его не видел.